В марте происходила настоящая трагедия, финал которой разыгрался 3О-го числа, через три дня после очередного бегства Есенина на Кавказ.

Тридцатого марта 1925 года в камере смертников лубянской тюрьмы загремели двери.

- Кто тут Ганин? Выходи!

Двое палачей в кожаных куртках и брюках, ставших профессиональной формой ЧК, а потом ГПУ, вытолкнули в бетонный коридор светловолосого худого человека лет тридцати, провели его до выхода в тюремный двор, повернули за изгиб кирпичной стены. Один из чекистов на ходу расстегнул деревянную кобуру маузера. Так погиб на рассвете весеннего дня вологодский крестьянин, поэт, друг Сергея Есенина, Алексей Ганин .

"Дело "Ордена русских фашистов" начато 13 ноября 1924 года. Ордер на арест 1 ноября 1924 года подписан Генрихом Ягодой. В анкете для арестованных указано, что Ганин арестовывался дважды. Впервые Губчека в Москве "по недоразумению принятый за контрреволюционера". Второй раз 21 ноября 1923 года "арестован по обвинению в антисемитской агитации . Освобожден под подписку о невыезде". Речь идет о до сих пор скандальном "деле" Есенина, Клычкова, Орешина и Ганина, деле, преследовавшем их всю жизнь. Из протокола допроса от 15 ноября 1924 года. Допрашивали Славатинский и Агранов. "Читал выдержки из тезисов, которые обнаружены у меня при аресте ("Мир и свободный труд - народам"). Эти тезисы я подготовлял для своего романа".

Тезисы "Мир и свободный труд - народам", пролежавшие во тьме чекистских архивов почти 70 лет, - документ русского народного сопротивления чекистско -коммунистической банде плод народного низового сопротивления, и написан он с таким выходом в грядущее, что мысли и страсти, изложенные в нем, кажутся выплеснутыми сегодня, в наше смутное время. ЧК арестовало тринадцать человек, не партийных, не эсеров, не широко известных писателей, а никому неведомых маленьких людей эпохи, вчерашних крестьян, начинающих поэтов, мелких служащих, объединенных одной идеей - борьбой с интернационально-коммунистическим режимом во имя спасения национальной России. Как в наши демократические времена, так и в ту тоталитарную эпоху такое мировоззрение называлось "фашистским". Группа Ганина получила название "Орден русских фашистов", Ганин был объявлен главой ордена, и после подобных ярлыков участь подсудимых была решена. "Главу ордена" с пятью товарищами расстреляли 30 марта 1925 года. Остальные семеро пошли на Соловки, откуда вернулись лишь двое.

Отрывки из работы Алексея Ганина "Мир и свободный труд - народам":

"За всеми словами о коммунизме, о свободе, о равенстве и братстве народов таится смерть и разрушения, разрушения и смерть. Достаточно вспомнить те события, от которых все еще не высохла кровь многострадального русского народа, когда по приказу этих сектантов-комиссаров оголтелые, вооруженные с ног до головы, воодушевляемые еврейскими выродками банды латышей, беспощадно терроризируя беззащитное сельское население, всех, кто здоров, угоняли на братоубийственную бойню, когда при малейшем намеке на отказ всякий убивался на месте, а у осиротевшей семьи отбиралось положительно все, что попадалось на глаз, начиная с последней коровы, кончая последним пудом ржи и десятком яиц, когда за отказ от погромничества поместий и городов выжигались целые села, вырезались целые семьи.

Достаточно опять-таки вспомнить разгром городов, промышленных предприятий, образцовых хозяйств и усадеб, бесконечно и ежедневно происходившие реквизиции, бесчисленные налоги, когда облагалось да облагается и до сих пор все, кроме солнечного света и воздуха, чтобы понять, что это только безответственный грабеж и подстрекательство народа на самоубийство. Наконец, реквизиции церковных православных ценностей, производившиеся под предлогом спасения голодающих. Но где это спасение? Разве не вымерли целые села, разве не опустели целые волости и уезды Поволжья? Кто не помнит того ужаса и отчаяния, когда люди голодающих районов, всякими чекистскими бандами и заградилками доведенные до крайности, в нашем двадцатом веке в христианской стране дошли до людоедства, до пожирания собственных детей, до пожирания трупов своих соседей и ближних.

Всякая общественная и индивидуальная инициатива раздавлена. Малейшее проявление ее рассматривается как антигосударственная крамола и жесточайшим образом карается, как преступление. Всюду дикий, ничем не оправданный произвол и дикое издевательство над жизнью и трудом народа, над его духовно-историческими святынями. Вот он, коммунистический рай, недаром вся Россия во всех ее слоях, как бы просыпаясь от тяжкого сна, вспоминает минувшее время как золотой, безвозвратно ушедший век. Потому что всюду голод, разруха и дикий разгул, издевательство над жизнью народа, над его духовно-историческими святынями ."

Есенин всегда опасался быть втянутым напрямую в любую политическую борьбу, в любые заговоры. Истории с социал-демократами, с императрицей, с эсерами научили его звериной осторожности . Он был верен этому своему правилу и в отношениях с друзьями и со своим окружением 1924 года, вступившим в неравную и наивную тяжбу с коммунистической властью. Алексей Ганин и его друзья, как бы копируя историю с заговором Таганцева и с Гумилевым, однажды стали шутя составлять списки будущего правительства. Из воспоминаний Г. Бениславской: "В один из этих списков он включил и Е.- министром народного просвещения. Но Е, который, как бы ни ругался на советскую власть, все же не мог ее переменить ни на какую, рассердился, послал Ганина к черту и потребовал, чтобы тот сейчас же вычеркнул его фамилию. Ганин вычеркнул и назначил министром народного просвещения Приблудного."

В. Чернявский вспоминал о том, как Есенин в 1923-1924 годах где попало, в любом застолье "говорил о том, что все, во что он верил, идет на убыль, что его . "есенинская" революция еще не пришла, что он совсем один . .В этом потоке жалоб и требований был и невероятный национализм", и желание драться . С кем? Едва ли он мог на это ответить, и никто его не спрашивал" . Обратим внимание на слово "национализм" и на то, что А. Ганин в своих тезисах объявляет себя и своих товарищей русскими националистами, восставшими против засилья коммунистической власти. Но как продолжает Чернявский свои воспоминания, чрезвычайно важно: "То, что он говорил мне, слышали, вероятно, многие, как на этот раз слышал я и молчавший в кресле его приятель. Это, видимо, и было то, что прощали одному Есенину и чувствовалось, что он давно перегорает в этой тягостной свободе выпадов и порывов, что на него и теперь смотрят с улыбкой, не карая, щадя его, как больного." Какое красноречивое признание того, что "национализм" и скорее всего Страсти по "еврейскому вопросу" общество прощало одному Есенину, "не карая его", делая для него, в силу его популярности, до поры до времени исключение. Ганину и его друзьям власть этого не "простила" и "покарала" их . Приехав в марте 1925 года, когда над Ганиным и его товарищами шло следствие и, несомненно, в первые же дни узнав об этом, Есенин заметался . Об аресте целой группы знакомых людей - художников Чекрыгиных и актера Бориса Глубоковского он знал лично - ему, конечно же, рассказали сразу либо в комнатке на Никитской, либо в "Стойле Пегаса". Только из официальной прессы невозможно было ничего узнать. Она, в отличие от "дела четырех поэтов", специально раздутого ею, о "фашистском заговоре" Ганина не напечатала. Не выгодно было признавать, что на седьмом году советской власти в столице возникла антисоветская группа заговорщиков, не дворян не церковников не бывших офицеров, а молодых людей из самого что ни на есть простого народа, вчерашних крестьян. Эти люди просто исчезли из жизни, и о реакции общества на исчезновение не осталось никаких свидетельств. Никто не знал, что произошло. Процесс, следствие, приговор, исполнение приговора - все было сделано тайно. Как на все случившееся реагировал Есенин, до последнего времени не было известно.