ведьм. Бет Гуревич в своем культе мнимой богини Уикка продолжает эту религиозную

контрреволюцию.

Во-вторых, для всех очевидно, как наука и техника опустошают современную Англию,

загрязняя воздух, заливая бетоном луга. Экологи-радикалы верят в землю как в живую богиню Гею и обращаются к ней с заклинаниями, как ведьмы к источнику своей

власти. Великие древние курганы и молельни вроде Стоунхенджа, несмотря на государственную охрану, во время летнего солнцестояния и в весеннее

равноденствие осаждаются бродячими толпами: в этом тяготении к первобытному общению с землей немалую роль играют современные ведьмы.

Религиозную жажду утоляет не англиканская церковь, а остатки - уже, может быть, фиктивные - дохристианской религии древних кельтов. Тот, кто хорошо знает нравы

и учения англиканской церкви, сразу поймет почему. Наша государственная церковь

как охарактеризовали ее сатирики - это молящаяся консервативная партия.

Прочтите те тридцать девять статей, которые должен признать каждый священник по принятии духовного сана, и увидите, что вероучения англиканской церкви состоят в

том, что, несмотря на Нагорную проповедь, англиканский христианин может - даже

должен - поступать (воевать, убивать) по велению не совести, а короля. Во всех

других отношениях он может веровать как католик или как баптист; единственное недвусмысленное заявление среди всех тридцати девяти статей - это то, что "у

епископа римского нет юридических прав в этом королевстве". Немудрено, что,

убегая из англиканской церкви, вероотступники принимают католичество или

православие, но наоборот - никогда. И, конечно, неудивительно, что от бесцветной

религии, которая теперь теряет то последнее, что у нее осталось - прекрасный язык своей литургии, верующие спасаются ведьмовством. Сегодня, когда церковь

колеблется и по-прежнему не хочет принимать женщин в духовный сан, единственный

выход для тех женщин, которые чувствуют религиозное призвание, - это стать

ведьмой.

А чем доказывают ведьмы свою власть? Три года назад в графстве Кент, откуда

прокладывали чудовищный тоннель под Ла-Маншем, местный шабаш ведьм проклял

строительство. С тех пор столько финансовых кризисов и несчастных случаев

обрушилось на этот объект, что тоннель действительно считается обреченным, и те,

кто не хочет, чтобы самое красивое графство Англии заживо погребли жадные капиталисты, втайне зажигают свечу и благословляют ведьм.

Англия и культ лошади

"Кто хочет понять, как возник феодализм, должен изучать средневековую боевую лошадь", - пишет один американский историк. Ключом к истории Англии, может быть,

являются также размеры и свойства средневековой боевой лошади. Решающую роль

сыграла боевая лошадь и в наших этногенезе и мировоззрении.

Дело в том, что нормандская победа в одиннадцатом веке бесповоротно переломила

нас: она придала нашей германской прямолинейности и кельтской замкнутости

совершенно другие черты: французскую субтильность, латинскую казуистику.

Нормандцы превратили наш простой англосаксонский язык в самое богатое и двусмысленное из всех средств человеческого общения. А как смогла нормандская

армия покорить целое англосаксонское королевство? Своими могучими, гигантскими,

холеными лошадьми - этими живыми, мозолистыми танками.

Англичане быстро полюбили не только своих победителей, но и их лошадей. Уже

через три века английские породы боевой лошади одерживали победы на французских полях. В средневековой Англии целые парки отдавали полуодичавшим табунам, из которых отбирали самых крупных и красивых жеребят. Военные и дворцовые кони и

крестьянские лошади образовали ту же классовую систему баронов и холопов. Как и

во всей западной Европе, слово "кавалер" приобрело огромное значение:

кавалерство значит благородство. В великой английской гражданской войне

семнадцатого века недаром называли сторонников обреченного короля "кавалерами".

Но вождь республиканцев Оливер Кромвель оказался если не кавалером, то самым

ревностным кавалеристом страны. Когда он брал кавалеров в плен, он относился

гораздо бережнее к неприятельским коням, чем к солдатам.

В Англии кони пользовались такими льготами и правами, о которых люди могли

только мечтать. Например, в шестнадцатом веке, когда девушек насильно выдавали

за нелюбимых мужей, коневод сэр Томас Бландевил настаивал, что кобыла имеет

полное право отказать жеребцу, а если она согласится, "то обоих коней надо

отпустить в лес, чтобы они могли вместе гулять и полюбить друг друга".

После гражданской войны, когда Англия стала колониальной империей, источником ее

мощи служили дубравы и боевые корабли. Огромный конь в латах стал анахронизмом,

и коневоды начали выводить более легкие породы. Тем не менее конь оказал

огромное влияние на английский образ жизни и мышления. Самое модное современное

слово "менеджмент" происходит от слова "манеж". Раз человек превратился в

экономическую единицу, к нему приложимы все психологические принципы

коневодства.

Странно, каким образом это животное из сухой безбрежной евроазиатской степи

приспособили к влажным лугам и просекам Англии. Но для наших коней строят

прочные конюшни из кирпича и из пышных луговых трав готовят самое ароматное сено

во всем мире. Лошадь в Англии знает себе цену. Уже злосчастный король Ричард I вопил: "Полцарства за коня!" Даже сегодня унылые лица королевы Елизаветы или ее

дочери принцессы Анны оживляются только тогда, когда они возятся с лошадьми.

Такая зависимость аристократа от коня, конечно, не уникальна: вспомним Пушкина.

Когда он поехал вслед за русской армией в Арзрум, он взял с собой турецкий

словарь-минимум. Этот словарь состоял всего из трех слов: "Вербана ат - дай мне

лошадь". (Вот самая английская черта в характере Пушкина.)

Еще не исчезла кавалерия: правда, кавалеристы, которые выгнали аргентинцев с

Фолклендских островов, сражались без коней. Теперь частные любители разводят

огромных, так называемых "шайр", коней. Очень редко пашут землю такими лошадьми

только в торфяных болотах, где трактор портил бы почву. В городах бочки пива

по традиции доставляют в кабаки великолепные кони-гиганты, они, кроме полицейских чистокровных арабских лошадей, последние по-настоящему городские рабочие лошади. В моем детстве каждую улицу обслуживала лошадь молочника - такие лошади точно знали весь маршрут и каждого покупателя. Их уже сменили безличные электрофургоны. Теперь типичная лошадь - это пони, на котором ездит или о котором мечтает каждая деревенская девочка. А память о великой боевой лошади долго еще не сотрется из коллективной памяти Англии.

Палачи

"Дорогу его превосходительству главному палачу". Так весело представляют палача