О ранних годах жизни Лапласа известно очень мало. Его родителями были крестьяне, жившие в Бомон-ан-Ож, во французском департаменте Кальвадос. Пьер Симон родился 23-го марта 1749 г. Неясность, окутывающая его детство и юность, создана им самим: он очень стеснялся своих скромных родителей и при своем непре­оборимом снобизме делал все, что было в его силах, чтобы скрыть свое крестьянское происхождение.

Лапласу повезло благодаря дружескому интересу, проявленному к нему со стороны его состоятельных соседей, появившемуся, веро­ятно, в связи сего незаурядными способностями, обнаруженными в сельской школе. Говорят, его первые успехи были связаны с бого­словскими диспутами. Если это так, то это интересная прелюдия к несколько агрессивному атеизму его зрелых лет. Он рано по­любил математику. В Бомоне была Военная академия, в которой Лаплас учился экстерном и впоследствии некоторое время препо­давал математику. Одна сомнительная легенда сообщает, что фено­менальная память молодого человека привлекала гораздо больше внимания, чем его математические способности, и что благодаря ей Лаплас получил искренние рекомендации влиятельных людей, которые он привез с собой в Париж, когда в возрасте 18 лет на­всегда отряхнул со своих ботинок пыль Бомона и направился ис­кать свое счастье. Его собственное мнение о своих способностях было довольно высоким. Уверенный в себе молодой Лаплас вторг­ся в Париж, чтобы завоевать математический мир.

Прибыв в Париж, Лаплас пришел с визитом к Даламберу, но не был принят. Даламбер не интересовался молодыми людьми, которые приходили к нему только с рекомендациями от видных лю­дей. С удивительной для юноши проницательностью Лаплас понял, в чем беда. Вернувшись на свою квартиру, он написал Даламберу письмо об общих принципах механики. Это сработало. В ответном письме, приглашая Лапласа прийти, Даламбер писал: «Сударь, Вы заметили, что я не обратил внимания на Ваши рекомендации; Вы в них не нуждаетесь. Вы сами лучше представили себя. Этого для меня достаточно». Несколькими днями позже благодаря содейст­вию Даламбера Лаплас был назначен преподавателем математики Военной школы в Париже.

После этого Лаплас погрузился в дело своей жизни: детальное применение ньютоновского закона тяготения к Солнечной системе в целом. Если бы он не сделал ничего больше, то и этого было до­статочно, чтоб прославиться. Тип человека, на которого хотел бы быть похожим Лаплас, описан им в письме 1777 г. (когда ему было 27 лет) к Даламберу. Изображение Лапласом самого себя представ­ляет удивительнейшую смесь действительности и фантазии, к ко­торой когда-либо приходил человек посредством самоанализа.

«Я всегда занимался математикой скорее по склонности, чем из тщеславного желания приобрести репутацию, — заявляет он. — Мое любимое развлечение — изучать ход мыслей первооткрывате­лей, выявлять их гений в умении сосредоточиться и одолеть препят­ствия, с которыми они сталкивались. Я ставлю себя на их место и спрашиваю себя, как бы я преодолевал эти нагромождения препят­ствий; и хотя такой мысленный эксперимент в большинстве случаев только уязвляет мое самолюбие, все же удовольствие радоваться их успеху обильно вознаграждает меня за небольшое унижение. Если я буду удачливым настолько, что прибавлю что-нибудь к их делам, я отнесу все заслуги их пионерским усилиям, вполне уверенный, что они на моем месте пошли бы намного дальше, чем я».

Можно согласиться с первой фразой. Но как быть с остальными, особенно благородным противопоставлением собственных «скром­ных» успехов предварительным трудам предшественников. Ничего не может быть более далеким от истины, чем это откровенное при­знание того, что он был многим обязан другим. Чтобы назвать бе­лое белым, а черное — черным, скажем, что Лаплас отчаянно заим­ствовал налево и направо все, что попадало ему в руки, и что он мог использовать и у современников и у предшественников. У Лагранжа, например, он заимствовал фундаментальное понятие потенциа­ла; у Лежандра — все, что ему нужно было из анализа; наконец, в своем шедевре «Небесная меха­ника» он опустил ссылки на труды других ученых с намерением создать у потомков впечатление, что он один создал математичес­кую теорию неба. (Разумеется, он не мог избежать нескольких упоминаний о Ньютоне.) Быть столь неблагородным у Лапласа не было необходимости. Его собственный колоссальный вклад в механику Солнечной системы легко затмевает труды других уче­ных, имена которых он игнорировал.

Сложность и трудность проблемы, которую решал Лаплас, не­возможно объяснить тому, кто не сталкивался с задачами подоб­ного масштаба. Ему предстояло вывести из закона Ньютона все со­ставные эффекты возмущений всех членов Солнечной системы друг от друга и от Солнца. Будет ли Сатурн, несмотря на свое явное ус­тойчивое удаление от среднего движения, оставаться членом Сол­нечной системы или он уйдет в мировое пространство? Или приве­дут ли ускорения Юпитера и Луны, в конечном счете, к падению первого на Солнце, а вторую к тому, что она врежется в Землю? Являются ли эффекты этих возмущений накопляющимися и рассеи­вающимися или же периодическими и сохраняющимися? Эти и подоб­ные загадки были лишь деталями великой проблемы: устойчива или неустойчива Солнечная система? При этом предполагается, что ньютонов закон тяготения является действительно универсальным и что только он управляет движением планет.

Первый важный шаг Лапласа к решению общей проблемы был сделан в 1773 г., когда ему было 24 года. Он показал, что средние расстояния планет от Солнца являются неизменными, если не счи­тать небольших периодических изменений.

Когда Лаплас приступил к проблеме устойчивости Солнечной системы, мнение специалистов было в лучшем случае неопределен­ным. Сам Ньютон полагал, что время от времени может оказаться необходимым божественное вмешательство, чтобы восстановить по­рядок в Солнечной системе и предотвратить ее разрушение или распад. Другие, подобно Эйлеру, под впечатлением теории Луны (движения Луны) несколько сомневались, можно ли движения пла­нет и их спутников рассчитать, исходя из предположения Ньютона. Силы, влияющие на движения небесных тел, слишком многочислен­ны, а их взаимное наложение слишком сложно для приемлемой бла­гоприятной догадки. До тех пор, пока Лаплас не доказал устойчи­вости Солнечной системы, предположение одного ученого не имело предпочтения перед предположением другого.

Следует отметить, что решение Лапласа проблемы устойчиво­сти годится лишь для сильно идеализированной Солнечной систе­мы, такой, какой ее воображали Ньютон и Лаплас. Приливное тре­ние (действующее подобно тормозу на суточное вращение), как и другие факторы, не принималось во внимание. С тех пор как «Не­бесная механика» была опубликована, мы узнали многое о Солнеч­ной системе и все то в ней, что игнорировалось Лапласом. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что для существующей в дейст­вительности Солнечной системы, как противопоставляемой идеаль­ной лапласовой, проблема устойчивости все еще остается открытой. Однако специалисты по небесной механике могут не согласиться с этим, а компетентное мнение можно получить только от них.