М.Д.Приселков возводил гипотезы, отталкиваясь от гипотетических шахматовских реконструкций летописных текстов, и А.А.Шахматов напомнил, что опираться надо на реальный источник, который ни в коей мере не могут заменить «рабочие гипотезы». Реконструкции можно применять только в определенной системе аргументов и предложений, вырванные же из системы, те же самые аргументы никакого значение не имеют. [14]

А.А.Шахматов не возражал против самой болгарской версии. Более того, он указал на некоторые неучтенные последователем факты, которые гораздо больше способствовали бы обоснованию самой идеи, нежели отсылки к гипотетическим реконструкциям. Еще более поддержал основную идею А.Е.Пресняков.

О тесных связях с Болгарией в культурном, а отчасти и политическом отношении писали многие советские ученые. Важными считал их и М.В.Левченко, неизменно привлекали они внимание М.Н.Тихомирова [15]

Вопрос заключался лишь в том, как оценивать эти связи, с какими именно периодами и событиями их отожествлять.

Западнославянская версия представлена И.К.Никольским (1863-1935 гг.). Он тоже отталкивался от некоторых выводов А.А.Шахматова, но именно отталкивался. Он согласился с тем, что летописцы – грекофилы и норманисты – тенденциозно, вплоть до прямых вымыслов, освещали события. Но отсюда следовал логически оправданный вывод: надо отыскивать источники с концепциями и представлениями, которые отвергались.

«И в летописи, и в житках, и в былинах, - подчеркивал Никольский, - христианство Владимира одинаково обрисовывается как вера, свободная от аскетического ригоризма». (суровое, непреклонное соблюдение каких-либо принципов, правил нравственное, предписаний). Владимир принимает то, что не стесняет жизнерадостности и обличается блеском ритуала. При нет и его сыне Ярославе русское христианство было проникнуто светлым и возвышенным оптимизмом мировой религии. Никольский оговаривался, что «следы такого же религиозного оптимизма» находятся в Х веке и в Болгарии (Косма Пресвитера). Идеология христианства времен Владимира, следовательно, ничуть и не была доморощенным продуктом. [16]Но истоки этой оптимистичной идеологии он искал все-таки не на болгарской, а на западнославянской почве.

Болгария сама как бы служила ареной соперничества двух разных истоков, один из которых шел из Византии, а другой – от западных славян.

Таким образом, для поисков истоков христианства для Никольского служило не столько молчание летописей о раннем устройстве церкви и даже не тенденциозное вмешательство прогреческих авторов, сколько сам дух древнерусского христианства,враждебный аскетизму,который не мог быть привнесен из Византии.Поиски же истоков, в конечном счете, привели автора к Великой Моровии и наследию славянских просветителей Кирилла и Мефодия [17]

Римская, католическая версия представлена Б.Я.Раммом. Она тесно примыкает к норманнской концепции образования Древнерусского государства, и в рамках этой концепции она до известной степени логична. В самом деле, если варяги – это норманны. То варяги-христиане в Киеве середины Х века, упоминаемые в договоре Игоря с греками. Волне могли быть католиками.

Е.Е.Голубинский полагал, что князь был окрещен местными варягами-христианами.[18]Варягов он признавал за норманнов и, следовательно, допускал, что местная христианская община была «Ближе к Риму, чем к Византии. Саму «Речь Философа», считал Голубинский мог с одинаковым успехом произнести и греческий, и папский миссионер.

Весомый удар норманно-католической версии нанес В.А.Пархоменко. Он указал, что христианство у норманнов распространяется намного позднее, чем на Руси, в ХI-ХШ вв. [19], допуская, однако, возможность проникновения католичества через Центральную Европу.

Вопрос о первоначальной церковной организации тесно связан с отношениями Руси с другими, прежде всего, христианскими государствами. Неизбежно отражается в организации также и содержание вероучения. Через церковную организацию в значительной мере просматривается и существующие в обществе отношения – и экономические, и социально-политические. В итоге, эта проблема оказывается как бы ключевой. Между тем, она остается еще далекой от окончательного решения. [20]В литературе неоднократно указывалось на то, что принятие митрополита из Константинополя означало и признание определенной зависимости от Византии. Во всяком случае, византийские императоры неизменно на это претендовали. Никаких следов такой зависимости при Владимире не видно. Появление же греческой митрополии при Ярославе вызвало длительную борьбу вокруг нее, занимавшую весь ХI, а отчасти и ХП век (поставление Иллариона, Климента Смолятича, не Константинополем, а Советом Епископов).

А.Е.Пресняков соединил наблюдения М.Д.Приселкова и И.К.Никольского ряди поддержания болгарской версии, но он указал и на институт десятины, отличавший раннюю русскую церковь от греческой и болгарской.

Вопрос о «десятине» становится в известной степени узловым в споре о форме церковной иерархии при Владимире. Поэтому представляют большой интерес краткие, но емкие оценки М.Н.Тихомирова. Очень важно указание на терминологическое соответствие русского термина западно-славянским, именно хорватским.

Естественно, что «десятина» используется и католическими авторами для обоснования положения о зависимости ранней русской церкви от Рима. М.Гаубе привел перечень церковных терминов сближающих Русь с германо-римским, а не греческим миром.

Таковы понятия «церковь», «алтарь», «поп», «пастырь», «пост» и некоторые другие [21].

Но все эти понятия в том же звучании имеются и сербо-хорватском языке, то есть ведут не к Риму, а к западным славянам.

М.Н.Тихомиров, в конечном счете, именно с «десятиной» связывал вывод о «разрыве» Владимира с греческой церковной традицией.

Варягов-христиан Х века надо искать на южном побережье Балтики. И, хотя главным претендентом на роль «первосветителя» было немецкое духовенство, успеха достигли здесь ирландские миссионеры. Пока никто из специалистов не попытался использовать для изучения истоков древнерусского христианства каменные кресты, рассеянные по всему северо-западу Руси. А у них находится параллель в Ирландии, причем на Руси кресты явно уступают ирландским образцам, отличающимся богатыми и разнообразными резным орнаментами. [22].

Ирландскими по происхождению, как это отметил М.Ф.Мурьянов, являются колокола, рано (в отличие от Византии) появившиеся в русских церквях, Адам Бременский (около 1079) упоминает в городе Волине (Юлине) – одном из главных центров балтийских славян – в качестве его жителей «греков». Предполагать в этом случае византийцев и вообще православных не обязательно. «Греками» средневековые источники нередко называл ирландцев (т.к. те предпочитали говорить на греческом).

Появление ирландского влияния может случить сказание о начале Печорского монастыря (1051 год летописи). Существует 3 версии начала монастыря: Житие Феодосия Печерского, написанное Нестором, Печерский натерик и «Повесть времянных лет». В Несторовом Житии сказано, что монастырь был создан, когда к Антолию собралось 15 человек. По летописи же из было 12. Это небольшое расхождение может иметь принципиальное значение. Так как только устав ирландской церкви требовал для открытия монастыря наличие 12 иноков. [23].