По нашему мнению, данное разделение государственной власти и власти различных государственных институтов не может быть произведено окончательно, то есть не представляется возможным полностью разотождествлять их. Все равно полиция является институтом, исполняющим государственную волю и следящим за исполнением законов. Однако в некотором роде данное разделение имеет место, если обратить внимание на далеко не полное соблюдение полицией законов, а иногда и использование последних в своих корыстных целях. Так, существует много примеров, описывающих использование служебного положения в среде государственных служащих (в том числе и полицейских) во имя достижения сугубо индивидуальных интересов. Так называемый полицейский или тюремно-надзирательский произвол является в сущности примером децентрации власти. Или наиболее ярким примером может выступать массовая политизация на региональном уровне. Достаточно вспомнить выборы 2006–2007 годов, когда местная (городская или областная администрация) принуждала работников государственных учреждений вступать в «Единую Россию» под угрозой увольнения. И зачастую эти репрессивные меры исходили не из Москвы, не от партийной элиты, а именно от местной администрации. Являясь инициативой местной формы власти, репрессивные авторитарные меры если и соответствовали деятельности самой партии, но намного в меньшей степени, чем тем, кто их реализовывал на самом деле. Существует мнение, что в 30-е годы 20-го века «сталинские» репрессии с наибольшим размахом проявляли себя на периферии, а не в месте локализации партийной верхушки. Таким образом, приказы и распоряжения, исходящие из центра, на периферии имеют свойство трансформироваться [и еще более ужесточаться]. И этот процесс трансформации данных распоряжений влечет за собой децентрацию власти. Конечно, мы не стремимся здесь оправдать деятельность Сталина или современного правительства, так как никакой демократичностью и гуманностью они не отличаются. Но и в полной мере демонизировать [только] «центр» также не представляется целесообразным, поскольку власть реализуется не только центром, но и периферией. Самое ужасное-то, что центр не предпринимает никаких мер и санкций по отношению к ретивой периферии, действующей по принципу «заставь дурака богу молиться». Наоборот, он если и не всегда поощряет такую деятельность, но уж явно ей не противостоит.

Если раньше люди видели в государственной политике выражение божьей воли, то сейчас ее там точно нет. Вспоминаются слова Спартака из одноименного фильма: «если боги существуют, то точно не здесь». И хотя теперь, апеллируя к государству, не усматривают в нем божественности, все равно воспринимают его как некую авторитетный структуру. Но кто такой президент и чем он, простите, лучше меня, чтобы я абсолютизировал его мнение? Он тоже человек; такой же как вы, такой же как я.

Политическая структура представляет собой пирамидальную форму, где у каждого человека есть только один начальник, и структура работает благодаря именно вертикальным, а не горизонтальным транзакциям (сигналам). Сигналы по горизонтали – это сговор, предательство. Если сигнал идет по вертикали, но снизу вверх, то возникает бюрократия и нарушение субординации. Простой народ всегда находится внизу, а правящая элита, соответственно, – вверху, и для успешного функционирования системы транзакции должны исходить сверху вниз, а не наоборот. Главная задача – не реагирование на мнения народа, а формирование масс, лишенных какого-либо мнения. Наличие «сигналов с мест» – положительных или отрицательных – симптом плохой работы определенного сектора пропагандистской машины. Там, где все работает четко – там все ясно, там не возникает вопросов и ответов, нет никакого отражения. Там присутствует только исполнение. Там не надо думать, а надо делать. В этом смысле мне очень понравилась надпись на одном из домов в центре города Омска: «Даже не думай. Это несложно», после чего следовала подпись: «Единая Россия».

В описанном виде масса представляет для правительства идеальный вариант своего существования. Идеальная масса – это та, где максимально сокращен зазор между сигналом (приказом) и действием (исполнением). То есть, чем меньше масса думает о приказе, его целях и средствах, тем более идеально сформированной она является. К такой массе можно отнести не только народ в целом, рассматриваемый в контексте государственной власти, но и военный состав, выступающий объектом действия пирамидальной авторитарной военной системы, которая не допускает никакого вольнодумства, а подчиняет себе как действия солдат, так и их помыслы. Внутри такой системы обычный человек – собака Павлова, тупо следующая условным рефлексам. В этой системе субъект – это сама идеология, объект – целевая группа (масса), информационные потоки – пирамида. Я бы сказал, что в данной схеме субъектом является как идеология, так и ее производящие люди; но, конечно, субъективность производимого (идеология) доминирует над субъективностью производящих (люди). В истории человечества, а особенно в истории фашистских режимов, найдется много примеров того, когда люди выполняли чудовищные приказы (допрашивали, пытали, расстреливали), а потом прикрывались тем, что от них ничего не зависит, они выполняли чужую волю и т.д. Особенно плохо, когда человек не просто выполнял такие приказания, но считал, что следует чувству долга. Императив «нет оправдания за неисполнение долга» выглядит более гуманно как «нет оправдания за исполнение [такого] долга». Гестапо и НКВД особенно преуспели в деле следования «долгу», и нынешние приспешники власти выполняют множество нелегитимных приказов, считая, что поступают правильно. Пусть это будет на их совести… Остается только удивляться идеологической силе, способной внушить правильность неправильного, и человеческому фактору, способному внушиться тем, что априори бесчеловечно.

Как говорят авторы «Современного социального программирования», «можно обманывать всех некоторое время, некоторых – все время. Только нельзя обманывать всех всё время». «Власть теперь никого не представляет, так как у народа нет никакого мнения, нет никакого интереса, никакого спроса, никаких потребностей»[155] – пишут Гусев и соавторы. Здесь их позиция несколько соотносится с рассмотренной выше позицией Ж. Бодрийяра. Если раньше политики были заинтересованы в пассивности массы, то теперь, вызвав эту пассивность, они в ужасе хватаются за руки. Провоцирование субъектности – вот то оружие, которым они ударили по пассивности масс. Устраивая выборы, транслируя политические телепередачи и говоря о политике по радиоканалам, они пытаются заставить людей высказаться, обозначить во всеуслышание свое мнение. И не столь важно, на сторону какой партии встанет народ; важно, что он, сказав свое слово, перестанет быть черным ящиком (но вместе с тем критическое слово по отношению к власть имущим неприемлемо). Теперь, когда люди высказали свою позицию, проявили свою политическую субъектность (слово «псевдосубъектность», по-моему, здесь подойдет лучше), к ним перестали относиться как к молчаливому большинству, находящемуся в тени. Высказывая свои политические взгляды, люди выходят из покрова ночи, ступают на свет и тем самым перестают представлять для политиков безмолвное нечто, от которого неизвестно чего можно ожидать. Они становятся прозрачными, они просвечиваются рентгеном, их действия лишаются таинственности подобно действиям заключенных Паноптикума. Ведь правда, если мы не знаем мировоззрения какой-нибудь группы людей, не знаем их идеологии, мы остаемся в неведении относительно поступков этой группы в дальнейшем. Может быть, она будет проявлять тотальный конформизм, а может, встанет на тропу революции, и, набирая обороты, вырастет до размера сильной оппозиции для господствующей власти. Кто его знает, и поэтому мнение народа для власти важно. Это помогает прогнозировать. Оно ей необходимо для сохранения себя самой, но уж никак не для удовлетворения потребностей этого самого народа. Поэтому путинские приверженцы, помимо рекламистких лжеопросов, проводят действительные опросы населения, направленные на фиксацию настоящего мнения, но результаты этих исследований не оглашаются, а фальсифицируются, после чего на суд зрителей вывешивают «сведения» типа: «по результатам опроса, проведенного в деревне Балобуево, 85% населения, то есть 5,5 миллионов человек, поддерживают нас!». «Когда создается видимость какого-то «общественного мнения», власть может легитимировать свое собственное существование, выполнять миссию «ответственного» за обслуживание запросов населения и чаяний людей. Только так любая фирма может сказать, что ее существование не бессмысленно, что она не просто навязывает людям потребность, а потом ее же удовлетворяет, а реагирует на действительный спрос», – пишут авторы «Современного социального программирования»[156]. И тогда масса и властители меняются местами: масса должна стать субъектом и проявлять свободу, разум, волю, ответственность.