Следующим хронологическим событием в развитии южнокурильского диспута в России был визит в Японию заместителя премьер-министра М. Полторанина в начале августа 1992 г. Вице-премьер подтвердил, что Российская Федерация, как правопреемник СССР, строит свою позицию на приверженности советско-японской совместной декларации 1956 г. в той ее части, которая касается передачи Шикотана и Хабомаи Японии. Что касается Кунашира Итурупа, то Полторанин выразил готовность вести по их поводу переговоры. Вице-премьер сделал в Японии несколько иныхзаявлений, касающихся процедуры передачи островов. Впрочем, после возвращения в Москву он объявил, что «подбрасывал» варианты решения курильской проблемы только для зондажа общественного мнения, а вести переговоры по территориальному вопросу он просто не был уполномочен. Перед предполагавшимся визитом Ельцина в Токио в сентябре 1992 г. российская сторона подверглась массированному нажиму со стороны Токио. В ряде случаев российские должностные лица даже охарактеризовали японскую тактику как «ультимативную форму ведения диалога». Министр иностранных дел Японии М. Ватанабэ открыто ставил вопрос не только о подтверждении Совместной де­кларации 1956 г., но и о необходимости высказать «отношение к вопросу о принадлежности Кунашира и Итурупа», подчеркивая, что только после выполнения этих условий перед японо-российскими отношениями откроются широкие перспективы.

Между тем заявления представителей МИДа и регулярные утеч­ки информации резко накалили общественную атмосферу. В Вер­ховном Совете представители различных политических сил выска­зывали мнение, что президенту лучше отложить визит в Токио. Началось разногласие в президентской администрации и иных структурах исполнительной власти. В конечном счете президент принял решение временно отменить свой визит в Токио. Позднее Ельцин подписал указ о предоставлении Курильским островам, включая Южные Курилы, статуса свободной экономической зоны с широкими правами для местных властей, раздачей в аренду зе­мельных участков сроком до 99 лет, налоговыми привилегиями и другими льготами. Тем самым Москва определила зону, которую японцы считают спорной, как территорию, безусловно принадлежа­щую Российской Федерации. Однако после протестов официального Токио действие указа было практически заморожено в той его ча­сти, которая относилась к Южным Курилам.

3.2. Правовые трактовки южнокурильской проблемы.

В России существуют различные принципиальные подходы к курильской проблеме. Очевидно, что политические позиции, ведомственные интересы и профессиональные знания сыграли весьма су­щественную роль в определении взглядов того или иного автора. Скажем, военные предпочитают не сосредоточиваться на особенно­стях юридического анализа, обращая главное внимание на изложе­ние позиции своих ведомств относительно стратегического значения Южных Курил. Общим для опубликованных в советское время работ, принадлежащих юристам, были ссылки на одни и те же правовые нормы. Это объяснялось главным образом особенностью существовавшей системы, требовавшей предельного единообразия мнений ключевых областях, в том числе и в области международных сношений. Территориальный вопрос принадлежал, несомненно, к сфере безусловного табу на разнообразие не только позиций, но и аргументов. В качестве особенности обсуждения курильской проб­лемы отметим также тот факт, что на последнем этапе горбачев­ских реформ и после раскола СССР резко возросла частота упо­минания термина «международное право».

Последнее обстоятельство, на наш взгляд, не должно приводить к выводу, что и дискуссия полностью перешла в плоскость между­народного права. Речь идет именно об упоминании термина «меж­дународное право», и не более того. Вместе с тем сам факт уча­стившегося употребления этого понятия и несомненного желания видеть в праве что-то ироде ориентира на пути разрешения слож­ных вопросов означает утверждение в российской жизни нового феномена. Этот феномен отразил, на наш взгляд, растущее призна­ние роли права вообще, и международного права в частности, рос­сийским обществом. Другое дело, что за упоминанием данного тер­мина часто не скрывалось ничего, кроме желания подкрепить свою позицию по конкретному вопросу ссылкой на ставшее модным опре­деление.

В некоторой мере это обстоятельство вызвано тем, что юристы и тем более специалисты по международному праву крайне редко обращались к анализу проблемы Южных Курил. Однако для нас в данной работе представляет особый интерес точка зрения, акцен­тирующая значение как раз правового подхода к курильской проб­леме. Одна из наиболее заметных попыток обосновать значение дан­ного угла зрения была предпринята С. Пунжиным. Он указывает, что, поскольку две страны претендуют на одну и ту же террито­рию, суть спора должна заключаться в установлении права на вла­дение ею, то есть правового титула. Таким образом, главное содер­жание спора имеет юридический характер, а другие аспекты (поли­тический, военный, экономический) лишь добавляют штрихи к общему рисунку, в целом не меняя картины, И раз спор является правовым, то и разрешен он должен быть на основе международ­ного права. Поэтому, считает Пунжин, в курильской проблеме надо выделить ее юридическую сущность и абстрагироваться от всех иных соображений, какими бы важными на первый взгляд они ни казались.

Данная точка зрения — единственный пример развернутого изло­жения необходимости приоритета правового подхода к южнокуриль­скому вопросу. В остальных случаях участники дискуссии ограничивались лишь кратким заявлением относительно особенностей своего подхода к рассматриваемой проблематике. Как бы то ни было, идея рассмотрения курильского вопроса преимущественно в рамках меж­дународного права формально завоевала в последние годы домини­рующие позиции среди советских и российских политиков и ученых. Вместе с тем авторитет правового подхода не является бесспорным. Неоднократно авторы ограничивались лишь заявлением, что куриль­ская проблема должна решаться в соответствии с международным правом, а затем переходили к изложению аргументов иного поряд­ка. Отметим также, что большинство участников дискуссии, судя по их высказываниям, отождествляют право вообще и международ­ное право в частности со своим представлением о справедливости.

Одно из важнейших мест в дискуссии заняла историческая ар­гументация права на владение Южными Курилами. Следует отме­тить, что ряд авторов высказывает мнение, что данный подход не имеет значения для реалий сегодняшнего дня. Так, В. Зайцев, В. Росин и А. Загорский утверждают, что «международное право фактически не признает историческую аргументацию при выдвиже­нии территориальных претензий и не рассматривает появление первопроходцев в качестве факта, свидетельствующего о присоеди­нении территорий». Впрочем, это крайняя точка зрения, которая редко встречается в статьях и выступлениях по курильской пробле­ме.

По мнению большинства советских и российских авторов, имен­но России принадлежат исторические права на Курильские острова. Речь идет главным образом о «праве первооткрывателя и «праве хозяйственного освоения» данных территорий, то есть, по сущест­ву, о «праве первоосвоения». Вместе с тем в последнее время по­явились и утверждения, что неопровержимо доказать так называе­мое право первоосвоения ни Россия, ни Япония не в состоянии. Освоение Курил шло параллельно — русскими с севера, а японцами с юга. Установить, где проходила граница между двумя потоками освоения, в настоящее время крайне трудно. Существует и край­няя прояпонская точка зрения, согласно которой Южные Курилы были открыты и освоены первоначально японцами, и только потом там появились русские первопоселенцы. Пунжин исходит из того, что в теории международного права применительно к XIX — первой половине XX в. присвоение государ­ством территории, не находящейся под властью другого государства (tегга nullius), именуется оккупацией, которая была правомерным способом приобретения территории. Оккупация могла последовать за открытием, представлявшим, как правило, символический акт. Сам же акт открытия не являлся полным правовым титулом на от­крываемую территорию, а давал возможность государству первому осуществить оккупацию в течение «разумного срока». Оккупация, предоставлявшая государству желаемый им титул, должна была включать реальное занятие территории, в том числе формальные акты, включавшие в себя водружение флага или издание деклара­ции, а также меры по обеспечению данного акта — контроль за территорией, который бы обеспечил авторитет флага. Оккупация также подразумевала постоянное управление присоединяемой терри­торией. Под этим подразумевалось создание ответственных органов власти, которые бы осуществляли управление данной местностью. Ни Россия, ни Япония, утверждает Пунжин, не осуществили ни реальное завладение Курилами, ни функцию постоянного управления на этой территории, а потому нельзя считать, что они приобрели титул на все Курильские острова.