Гарнан и Метвин, двое из «красноруких», уже впрягли первую пару лошадей в постромки фиолетового фургона и почти закончили со второй. Солдат отлично вымуштровали в Отряде Красной Руки, и они уже будут готовы выехать, в то время как циркачи еще будут выяснять, с какой стороны запрягать лошадей. Мэт приучил Отряд двигаться быстро, когда возникала такая необходимость. Но его собственные ноги заплетались, словно он с огромным трудом пробирался по грязи.

Гарнан, с этой дурацкой татуировкой ястреба на щеке, первым заметил его. Закрепляя упряжь, молчаливый старшина этой пары обменялся взглядами с Метвином, кайриэнцем с мальчишеским лицом, чья наружность любого ввела бы в заблуждение относительно его возраста и пристрастия к шумным ссорам в тавернах. Они вовсе не выглядели удивленными.

"Все идет гладко? Я хочу убраться отсюда как можно скорее". Потирая руки от холода, Мэт тревожно разглядывал фиолетовый фургон. Надо было принести ей что-то в подарок, драгоценности или цветы. И то, и другое отлично срабатывало с большинством женщин.

"Достаточно гладко, милорд", - ответил Гарнан осторожным тоном.

"Ни криков, ни рыданий, ни плача". Он мельком взглянул на фургон, словно не доверял ему сам.

"Тишина меня устраивает", - сказал Метвин, протягивая узду через кольцо в хомуте. - "Если женщина начинает плакать, единственный выход – бежать, если есть место, где спрятаться, но едва ли мы сможем бросить их на обочине". Он тоже взглянул на фургон, недоверчиво покачав головой.

Действительно, Мэту ничего другого не оставалось, кроме как войти внутрь. Так он и сделал. Просто ему потребовались всего две попытки, чтобы - с застывшей на лице улыбкой – заставить себя подняться по коротенькому пролету из раскрашенных деревянных ступенек в задней части фургона. Он не боялся, но любой дурак, зная столько же, занервничал бы.

Несмотря на отсутствие окон, внутри фургон был хорошо освещен четырьмя лампами, снабженными зеркалами с хорошим маслом. Так что запах масла здесь отсутствовал. Но после вони снаружи было трудно сказать, так ли это. Ему следовало подыскать место получше, чтобы поставить фургон. Маленькая кирпичная печь с железной дверцей, и железным верхом для приготовления еды создавала ощущение тепла, если сравнивать с тем, что было снаружи. Это был небольшой фургон, и каждый дюйм стены, что мог быть использован, был занят шкафчиками и полками, или вешалками для одежды и полотенец и тому подобного добра, но стол, который мог опускаться на веревках, был закреплен под потолком, и три женщины в фургоне находились в страшной тесноте.

Они не могли быть более разными, эти три женщины. Госпожа Анан сидела на одной из двух узких кроватей, встроенных в стены, - величественная женщина с проблесками седины в волосах - по-видимому, полностью поглощенная вышиванием, и не обращала внимания ни на что вокруг, как будто она и вовсе не была охранницей. В каждом ухе у нее висело по большому золотому кольцу, брачный кинжал свисал с плотно прилегающего серебряного ожерелья, чья рукоятка с красными и белыми камнями уютно располагалась в вырезе узкого декольте эбударского платья. Юбка с одной стороны была высоко подшита, выставляя напоказ желтые нижние юбки. Госпожа Анан носила и другой кинжал, с длинным, изогнутым лезвием, засунутый за пояс, но и это была всего лишь традиция Эбу Дар. Сеталль отказалась от выской маскировки - эта одежда казалась ей вполне подходящей. Ни у кого не было причин разыскивать ее, а найти одежду для всех было слишком сложной проблемой. Селусия, симпатичная женщина с кремового цвета кожей, сидела, скрестив ноги, на полу между кроватями, в темном шарфе, закрывающем ее бритую голову и угрюмым выражением на лице, хотя обычно она выглядела настолько величественно, что госпожа Анан казалась на ее фоне взбалмошной. Ее глаза были такими же синими, как у Эгинин, и более проницательными, но она суетилась больше, чем Эгинин по поводу лишения остальной части ее волос. Ей не нравилось темно-синее эбударское платье, которое ей дали, и неприлично глубокий вырез тоже, но оно скрывало ее так, словно на ней была маска. Немногие мужчины, бросив взгляд на внушительную грудь Селусии, смогут хотя бы на несколько мгновений сосредоточиться на ее лице. Мэт, возможно, и сам бы немного полюбовался этим зрелищем, но там была Туон, разместившаяся на единственном в фургоне табурете с открытой книгой в кожаном переплете на коленях, и он не мог заставить себя смотреть на что-нибудь еще. Та-Что-Станет-Его-Женой. Свет!

Tуон была миниатюрной, невысокого роста, худенькой, почти как мальчик, а в этом широком платье из коричневой шерсти, купленном у кого-то из артистов, она казалась маленькой девочкой, носящей платья старшей сестры. Нет, совершенно не тот тип женщины, что ему обычно нравился, особенно, с этими едва отросшими за несколько дней очень короткими волосами на голове. Если не обращать на все это внимания, она была даже симпатичной, с лицом в форме сердечка, с полными губками, с большими темными омутами безмятежно-спокойных глаз. Это спокойствие почти лишало его присутствия духа. Даже Айз Седай не были бы столь безмятежны в ее обстоятельствах. Проклятые кости в его голове вовсе не помогали.

«Сеталль держала меня в курсе событий», - сказала она холодным тоном, растягивая слова, пока он закрывал дверь. Теперь он уловил различия в акцентах Шончан настолько, что мог объяснить их. Туон говорила похоже на Эгинин, но все слова у нее звучали так, словно ее рот был набит вязкой кашей, и все Шончан говорили невнятно и медленно.

«Она поведала мне историю, которую ты рассказал обо мне, Игрушка», - Туон упорно продолжала называть его так же, как в Таразинском Дворце.

Его это не беспокоило, пока. Ну, хорошо, не очень.

«Мое имя – Мэт», - начал он. Он не заметил, откуда в ее руке появилась глиняная чашка, но ухитрился вовремя шлепнуться на пол, и чашка разлетелась вдребезги от удара о дверь, а не об его голову.

«Значит, Я - служанка, Игрушка?» - Если голос Туон был прежде холоден, то теперь это был твердый зимний лед. Она только чуть повысила голос, но это был все тот же холодный, безжалостный лед. Выражение ее лица заставило бы и судью, слишком часто выносящего смертные приговоры, чувствовать себя легкомысленным.

«Служанка - воровка?» - Книга соскользнула с ее колен, когда она встала и потянулась, чтобы схватить закрытый крышкой белый ночной горшок. - «Вероломная служанка?»

«Это нам еще пригодится», - сказала Селусия почтительно, осторожно извлекая из рук Туон круглобокий горшок. Бережно пристроив его с одной стороны, она присела в ногах Туон с таким видом, как будто была готова броситься на Мэта, насколько бы потешно все это ни выглядело. Хотя в тот момент в этом ничего смешного не было. Госпожа Анан дотянулась до одной из полок над своей головой и вручила Туон другую чашку.

«А этого добра у нас полно», - шепнула она.

Мэт стрельнул в ее сторону негодующим взглядом, но ее светло-карие глаза лукаво поблескивали. Лукаво! А она, как предполагалось, присматривала за этими двумя!