Судебные процессы над бывшими юнионистами в 1926 г., обвиненных не только в участии в заговоре против Кемаля, но и в “безответственном поведении”, позволившем втащить Турцию в Первую мировую войну, в коррупции лидеров и страданиях народа, позволили избавиться от оппозиции. Главным обвиняемым был Джавид-бей, который, как писал о нем близкий к Кемалю Фалих Рыфкы Атай, «не был революционным террористом . Напротив, это был в высшей степени цивилизованный человек. Начиная с Лозаннской конференции, где он являлся советником турецкой делегации, он встал в оппозицию, поскольку всегда считал, что без помощи Запада мы не в силах создать мощное государство… Джавит был прирожденным финансистом и рассматривал национализм как нечто весьма ограничивающее возможности развития. Он был патриотичен и честен, и единственным его недостатком были самонадеянность и гордость…» [цит. по: 25, с.303]

Свободная Республиканская Партия (Сербест Джумхуриет Фыркасы) была создана 12 августа 1930 г. и просуществовала совсем недолго. Посол США в Турции Гру писал: «Новая партия, стала своего рода термометром для измерения политической температуры в стране, и не было никакого сомнения в том, что страну лихорадит .» [25, с.328] Сам Ататюрк заявлял И. Иноню и Ф.Окьяру: «Я сейчаc отец и вы оба мои сыновья. Я думаю, что нет разницы между вами. Чего я хочу от вас, так это открытых дебатов по национально значимым вопросам в Великом Национальном Собрании» [цит. по: 46, с. 52].

Как считает Ш. Мардин, подобная осторожность в политическом строительстве, была вызвана боязнью движений протеста на основе религии, подобных событиям в Менемене 23 декабря 1930 г. Существовала «латентая боязнь кемалистской элиты раскола из-за традиционалистских (примордиальных) движений». «Между 1923 и 1946 гг., периферия, в смысле провинций, находилась под подозрением, потому что политический центр, считал ее зоной потенциальной нестабильности, держа под своим строгим надзором» [57, pp.177, 182].

Одной из особенностей было то, что элита отвергла религиозное основание легитимности и стала формировать новый секулярный национальный базис легитимности. Несомненно, что в осуществлении преобразований Ататюрк не мог полностью положиться на старую элиту. Республика произвела кадры собственной элиты, ощущавшей свою сопричастность к построению нового государства. Тем не менее, М. Торнбург, работавший в Турции со времени основания республики вплоть до 1940-х годов, в одном из своих отчетов писал: «Сотворившие революцию и управляющие сейчас страной, представляют собой выходцев из господствующего класса Османской империи… Большинство из них никогда не были связаны с трудовой жизнью или торговлей и являются олигархией военных офицеров и земельных собственников» [71, s.44].

Обновленная элита государства была объединена в рамках правящей партии (НРП) и каждый из ее членов был согласен с остальными как с компаньонами, членами одного класса, т.е. он ангажировался полностью. Али Фетхи в своих воспоминаниях писал, что «в нынешнем виде наше общественное устройство является диктатурой… и за мной после смерти останутся диктаторские (тоталитарные) учреждения» [69, s.126]. Тевфик Рюштю, обсуждая установившийся в Турции режим, сказал: «Ну что ж, пусть это будет диктатура, если вам так нравится. Только я хочу заметить, что эта диктатура радостно воспринимается целым народом, который знает Гази как: высшего руководителя и доверяет ему. Для всех избирателей Гази является спасителем, изгнавшим интервентов и не желавшим, чтобы анатолийцы умирали за Йемен и Македонию. Президент республики — наш руководитель, и мы всегда испытываем надобность в его советах, поскольку признаем его превосходство и его гений» [цит. по: 25 , с.286].

Построение республики определялось партийной стратегией, выработанной с учетом приоритетов обновленной элиты. Новое поколение гражданской бюрократии не было дифференцировано от политической элиты и доминировало на политической арене вплоть до введения многопартийной системы в 1945 г. М.Севил в подтверждение этого приводит следующий отрывок из воспоминаний Хасана Ризы Саяка: «… однажды во время выборов, меня уже знавшего о полной победе НРП, прохожий спросил: «Какая партия выигрывает?». Я ответил: «Конечно же, наша партия уважаемый»… Он улыбнулся: «Нет наивный… побеждающая партия – это управленческая партия! . А именно жандармерия, полиция, старшины нахие, каймакамы и губернаторы…» [69, s.127]

Официально реформы начались с избрания М. Кемаля президентом под 101 салютационный выстрел 29 октября 1923 г. Мы не будем подробно освещать все преобразования, закрепленные в Конституции, утвержденной 20 апреля 1924 г. (Закон №491 “Об основных установлениях”) и состоявший из 105 статей, размещенных в 6 разделах на 429 страницах.

От ликвидации халифата в начале реформ, элита к концу 20-х годов, дошла до исключения из конституции статьи о исламе как государственной религии и до требования производить эзан на турецком языке (3 февраля 1932 г.). Реформу алфавита в 1928 г., А. Фероз называет «самой революционной (иконоборческой) реформой периода», когда «одним ударом, даже образованные люди были отрезаны от их прошлого, когда нация молниеносно сделалась виртуально грамотной» [44, p. 80]. Большинство исследователей отмечает, что «и западники, и тюркисты были сторонниками модернизации». В дальнейшем «среди кемалистов нет тех, кто против реформ… Модернизацию кемалисты понимали однозначно – как вестернизацию ». М. Кемаль заявлял: «Есть разные страны, но цивилизация одна, и для прогресса нации необходимо приобщение к этой единственной цивилизации» [6, с. 65, 71].

В экономической области турецкие исследователи проводят параллели между младотурецким и республиканским периодами. Государственное чиновничество сохранило абсолютный контроль над обществом. Согласно С. Огюну, централизованность турецкого общества заложена в основах социально-культурного устройства турецкого общества и переходит из одного состояния в другое: дело служения государству начиная с дворцовых школ (эндерун оджаклары), переходит в министерства Высокой Порты (Баб-и Али) и дворцы пашей и, наконец, к кадрам республиканской Турции. [62, s.36] Как и в XIX столетии предпринимательский класс, частно-государственный сектор создавался руками государства, слоя бюрократии, кроме которого управлять создаваемыми ГЭО было просто некому. Роль государства в этом подробностью проанализирована, и мы не будем на этом останавливаться. [Arslan, 2003; Keyder, 1993, Özel, 1994; Киреев Н.Г., 1991] В экономической сфере государству приходилось выполнять привычную роль в области промышленного развития и всей экономической модернизации. Турция, как и многие страны Востока, не обладала главным ферментом, ускоряющего развитие: мощным частнособственническим сектором экономики, способного дать необходимый для инвестиций капитал. Правящей партии пришлось пожертвовать рядом принципов либерализма в развитии национального производства, принявшего форму силовой политики. Политика этатизма стала основой государственной политики Турции с середины 20-х годов. Согласно Коркуту Боратаву, этатизм – это процесс «капиталистического развития, в котором государство функционирует как стратегический агент частнокапиталистического накопления » [14, с. 77-78]. Сейчас, уже в ХХI веке, этатизм больше не является концепцией развития в Турции, однако государственное вмешательство в экономику не только сохранилось, но и претерпело значительную эволюцию.