Французское духовенство возлагало сперва на Ришелье боль­шее надежды, рассчитывая, что он в качестве кардинала дол­жен отстаивать прерогативы своего сословия. Заняв пост пер­вого министра, Ришелье не затруднялся, однако, требовать, чтобы духовенство, владевшее в то время почти четвертою ча­стью всей французской поземельной собственности, платило в казну соответственные налоги. При этом он намекнул, что церкви и монастыри не имеют во Франции законного права вла­деть недвижимой собственностью, и что король мог бы конфи­сковать все их имущества, назначив монахам и церковному причту приличествующее скромное содержание. В заключение Ришелье присовокупил: "Государство имеет действительные по­требности, тогда как потребности церкви — воображаемые и произвольные. Если бы королевским армиям не удалось отра­зить неприятеля, то французскому духовенству пришлось бы понести громадные имущественные убытки". Современникам казалось, что слова эти звучат чрезвычайно странно в устах кардинала.

Еще более странными признавали они отношения, кар­динала Ришелье к папской власти. Иезуит Санктарель об­народовал сочинение: "Об ереси и расколе", в котором между прочим утверждалось, будто папа имеет законное право низ­водить с престола императоров и королей в наказание за дурные поступки, или в случае непригодности к выполнению монарших обязанностей. Ришелье, находя эту теорию оскор­бительной для авторитета королевской власти, препроводил книгу Санктареля на рассмотрение парижского парламента, который присудил сжечь ее рукою палача на Гаевской площади. Затем иезуитам дано было понять, что в случае попытки защищать тезисы автора, они будут высланы из Франции. Иезуиты выказали в данном случае обычную свою гибкость и лицемерие. Несмотря на то; что книга Санктареля одобрена была папой и генералом иезуитского ордена, ше­стнадцать наиболее влиятельных иезуитских патеров скрепили своими подписями приговор, постановленный против нее парламентом. Убедившись в опасности борьбы с кардиналом, они после неудачной попытки низвергнуть Ришелье, начали оказывать ему усердную поддержку.

В сношениях своих с папой Урбаном VII Ришелье об­наружил тем более замечательный такт, что в качестве кардинала не мог открыто противодействовать видам и стремлениям римского первосвященника. Необходимо заме­тить, впрочем, что собственные интересы Ватикана побуж­дали его не предъявлять к Ришелье никаких требований, которые шли бы в разрез с французской политикой, стре­мившейся ослабить преобладание Испании и Австрии. В самом Риме серьезно опасались этого преобладания. При таких обстоятельствах если папа, уступая давлению мадрид­ского кабинета, действовал иногда сообразно с видами ис­панской партии, то отпор со стороны Ришелье обыкновенно не вызывал в Ватикане особенного раздражения. Несравненно сильнее негодовал Ватикан на чрезмерную, по его мнению, независимость и самостоятельность Ришелье в религиозных вопросах. Ходатайствуя в Риме о разрешении для дочери Людовика XIII вступить в брак с английским наследным принцем, который с точки зрения католической церкви яв­лялся еретиком, Ришелье дал понять, что в крайнем случае можно будет обойтись и без разрешения. В отместку за это Урбан VIII не согласился возвести Ришелье в почетный сан папского легата во Франции. Несколько времени спустя отношения между Францией и Ватиканом до такой степени обострились, что Людовик XIII отказался принять папского нунция и предписал епископам воздерживаться от всяких сношений с папским престолом. Урбан VIII струсил не на шутку, так как до него дошли слухи, будто Ришелье намерен совсем отложиться от Рима и сделаться патриархом особой галликанской церкви. В одном из анонимных памфлетов открыто высказывалось против кардинала такое обвинение. В возражении на этот памфлет, вышедший за подписью некоего иезуита, утверждалось, в свою очередь, что подобный шаг со стороны французского духовенства и кардинала Ри­шелье не представлял бы собою в сущности ничего ере­тического и противозаконного, так как для учреждения пат­риарших престолов в Иерусалиме и Константинополе не требовали согласия римского первосвященника. Неизвестно, имелось ли на самом деле такое намерение у Ришелье. Папа решил, однако, на всякий случай не доходить до окончательного разрыва с могущественным кардиналом и при посредстве. Мазарини заключил с ним компромисс.

Ришелье беспощадно боролся с протестантами во Франции, как с политической партией, но в то же время обнаруживал по отношению к ним полнейшую веротерпимость. Что касается до янсенистов, то сперва он отнесся очень сочувственно к основа­телю этой секты аббату Сен-Сирану. Однажды, провожая его в приемную, кардинал объявил собравшимся там посетителям: "Господа, вы видите перед собою ученейшего человека в Евро­пе!" Тем не менее, когда аббат, отказываясь принять участие в диспуте между католиками и протестантами, объявил, что ка­толики должны обращать еретиков на путь истины не рассуж­дениями, основанными на текстах, а благочестивой жизнью и подвигами христианского милосердия, кардинал признал уче­ние его опасным, разогнал янсенистов и посадил Сен-Сирана в Венсенский замок. Оправдывая эту суровую меру, Ришелье утверждал, будто Сен-Сиран опаснее шестерых неприятельских армий и говорил, что если б Лютера и Кальвина своевременно засадили в тюрьму, то Европа избавилась бы от многих кро­вопусканий.

Справиться с протестантами, или, как их называли во Франции, гугенотами, было несравненно труднее, чем с янсенистами. Тем не менее, существование сильной религиоз­но-политической партии, являвшейся государством в госу­дарстве, составляло для Франции серьезную хроническую опасность. Ришелье не мог приступить к деятельному вы­полнению своей внешней политической программы и дви­нуть французские войска за границу, пока внутри государ­ства существовала сильно сплоченная многочисленная партия, беспрерывно враждовавшая с королевским правительством и заключавшая против него союзы с иностранными государ­ствами. Главным опорным пунктом гугенотов был укреп­ленный город Ла-Рошель, который, благодаря своему при­морскому положению и чрезвычайно сильным по тогдаш­нему времени укреплениям, считался неприступным, тем более что у Людовика XIII при вступлении Ришелье в должность первого министра не было порядочного флота. В первое время, поэтому Ришелье избегал по возможности ссор с гугенотами и выказывал по отношению к ним большую уступчивость. Вместе с тем он энергически хло­потал о приведении французских морских сил в должный порядок. Достигнув в этом отношении желаемых результатов, кардинал предложил королю издать декрет о срытии всех укреплений, ненужных для государственной обороны. Декрет этот возбудил среди гугенотов величайшее негодование, со­вершенно, впрочем, понятное, так как он являлся прямым нарушением Нантского эдикта. При таком настроении умов достаточно было самой ничтожной искры; чтобы вызвать вооруженное восстание. Англия, которою управлял в то вре­мя герцог Букингэм, обнадежила гугенотов своей поддерж­кой, и они стали деятельно готовиться к борьбе, представ­лявшейся неизбежною.