При Василии Шуйском сообщалось без особых подробностей о том, что “был он, Гришка, в чернецах в Суздале, в Галиче у Иоанна Предтечи и по иным монастырям .”[4]. Но в справке не сказано, сколько времени провел Отрепьев в провинциальных монастырях. 3аполнить этот пробел помогает осведомленный современник — автор “Повести 1626 года”. Он категорически утверждает, что до водворения в столичном монастыре Григорий носил рясу очень недолго. “По мере же времяни пострижения своего изыде тот чернец, во царствующий град Москву и там дошел до пречисты обители архистратига Михаила”[5]. Если верно то, что пишет названный автор, значит, Отрепьев не жил в провинциальных монастырях, а бегал из одного в другой.

Приведенные факты позволяют установить важнейшие даты в жизни Отрепьева. Из Чудовского монастыря он отправился в Литву в феврале 1602 года, после того как пробыл там год, следовательно, он обосновался в Чудове в начале 1601 года. Если верно, что Отрепьев прибыл в Москву “по мале времени” (вскоре) после своего пострижения, значит, он постригся в конце 1600 года. Именно в это время Борис Годунов разгромил заговор бояр Романовых и Черкасских. Приведенные факты полностью подтверждают версию, согласно которой Отрепьев принужден был уйти в монастырь в связи с гонениями на Романовых в ноябре 1600 года. В то время Отрепьеву было примерно двадцать лет. По понятиям XVI века молодые люди достигали совершеннолетия и поступали на службу в пятнадцать лет. Это значит, что до своего пострижения Григорий успел прослужить на боярских подворьях около пяти лет. Установив все эти факты, попробуем заполнить самые первые страницы биографии Отрепьева.

Юрий Богданович Отрепьев родился в небогатой дворянской семье. Предки Отрепьевых выехали из Литвы на службу в Москву. Отец Юрия Богдан Отрепьев, достигнув совершеннолетия в пятнадцать или шестнадцать лет, получил поместье вместе со старшим братом Смирным. Произошло это в феврале 1577 года. Дворянские недоросли, начиная служить, обычно вскоре заводили семью. Так поступил и Богдан Отрепьев. На рубеже 70-80-х годов XVI века в его семье родился сын Юрий. Это значит, что он был примерно одного возраста с царевичем Дмитрием. Отрепьев достиг совершеннолетия в самые последние годы царствования Федора.

Отец Юшки Богдан служил в стрелецких войсках, он выслужил только чин стрелецкого сотника, так как рано умер. Согласно посольской справке, Богдана зарезал литвин в Москве в Немецкой слободе. Там, где иноземцы свободно торговали вином, нередко случались уличные драки. Московские летописцы помнили, что Юшка “остался после отца своего млад зело”[6] и воспитанием его занималась мать. От нее мальчик научился читать божественное писание, “часовник и псалмы Давидовы”[7]. Как видно, возможности домашнего образования были быстро исчерпаны, и Юшку по­дали “к Москве на учение грамоте”[8]. Семья Отрепьевых имела прочные связи в столице. Там жил дед Юшки, служили его родной дядя Смирной и свояк дьяк Семейка Ефимьев. Вероятно, кто-тоиз приказных и выучил Юшку писать. В приказах ценили хороший почерк, и при них существовали школы, готовившие писцов-каллиграфов. Отрепьев усвоил изящный почерк, что позволило ему позже стать переписчиком книг на патриаршем дворе.

Только в ранних посольских наказах юного Отрепьева изображали беспутным негодяем. При Шуйском этого уже не было. Поздние летописцы не скрывали удивления по поводу способностей Отрепьева. Правда, при этом они выражали благочестивые подозрения, не вступил ли Юшка в союз с нечистой силой, будучи еще подростком. Учение, в самом деле, давалось Отрепьеву очень легко. В непродолжительное время Юшка стал “зело грамоте горазд”[9]. Бедность и сиротство отнимали у способного ученика надежды на выдающуюся карьеру. На царской служ­бе он едва ли мог надеяться выслужить воеводский чин. Честолюбивый провинциал искал более легких путей и поступил на службу к брату царя Михаилу Никитичу. В то время, служба при дворе Романовых сулила массу выгод.

Выбор Юшки кажется случайным. Но так ли было на самом деле? Отрепьевы издавна сидели целым гнездом на берегах реки Монзы, притоке Костромы, там же располагалась знаменитая костромская вотчина боярина Федора Никитича — село Домнино. Родители Отрепьева жили неподалеку от монастыря, на Железном Борку. Менее чем в десяти верстах от того монастыря стоял романовский починок Кисели.

За несколько лет службы Отрепьев занял при дво­ре Никитичей достаточно высокое положение. Это об­стоятельство едва не погубило Юшку в тот момент, когда Романовых постигла царская опала. В окруже­нии бояр Романовых кроме таких преданных слуг, как Отрепьев, нашлись также и предатели. Один из холопов Александра Никитича Романова, явился к окольничему Семену Годунову, род­ственнику и клеврету царя Бориса, и предложил свои услуги — донести на Романовых[10]. Семен тотчас же обещал ему царское Жалованье.Мелкий помещик Бартенев, служивший казначеем у боярина Александра Никитича Романова, донес царю, что его господин хранит в казне волшебные коренья, с по­мощью которых намерен извести Бориса и всю его семью. Донос положил начало одному из самых гром­ких колдовских процессов XVII века. После ареста Романовых в их казне действительно был найден ме­шок с кореньями, предъявленный Боярской думе в качестве решающей улики. Борис мог казнить Романовых за самое тяжкое государственное преступление, но оп предпочел отправить их в ссылку. Приставы, сопровождавшие опальных, говорили: “Вы, злодеи-из­менники, хотели достать царство ведовством и кореньем!”[11]

Обвинение в колдовстве явилось не более чем предлогом к расправе с Романовыми. Польские послы, находившиеся в то время в Москве, потратили немало усилий на то, чтобы установить причины опалы Рома­новых. Собранная ими информация особенно интерес­на потому, что она исходила от людей, симпатизиро­вавших родне царя Федора. “Нам удалось узнать, - читаем в польском дневнике, - что нынешний вели­кий князь насильно вторгся в царст­во и отнял его от Никитичей-Романовичей, кровных родственников умершего великого князя. Названные Никитичи-Романовичи усилились и, возможно, снова предполагали заполучить правление в свои руки, что и было справедливо, и при них было достаточно людей, но той ночью великий князь на них напал”[12].

Отрепьев поступил на службу к Романовым, ожидая их скорого восшествия на трон. Его мечты каза­лись близкими к осуществлению. В 1600 году здоровье Бориса резко ухудшилось. Как отметили поляки, рус­ским властям не удалось сохранить в тайне болезнь царя, и в городе по этому поводу поднялась большая тревога. Для обсуждения сложившейся ситуации бы­ла спешно созвана Боярская дума. Бориса по его собственному распоряжению отнесли на носилках из дворца в церковь, чтобы показать народу, что он еще жив.

Ввиду близкой кончины Бориса возобновление борьбы за трон казалось неизбежным. Польские пос­лы, наблюдавшие развитие кризиса, утверждали, буд­то у Годунова очень много недоброжелателей среди подданных, их преследуют, подвергают строгим нака­заниям, но это не спасает положения. “Не приходит­ся сомневаться,— писали поляки,— что в любой день там должен быть мятеж”[13].