В 1899 году начинается уже столь характерная для позднего Короленко борьба со смертными казнями, впоследствии перешедшая в яркую и энергичную защиту осуждённых революционеров. Короленко вмешивается в дело осужденного чеченца Юсупова и добивается отмены смертного приговора. В 1902 году он предпринимает защиту крестьян, участников аграрных волнений в Полтавской губернии; на его квартире собираются подсудимые крестьяне и при его участии организуются совещания защитников. В 1903 году Короленко в связи с еврейским погромом в Кишиневе выезжает на место происшествия; он вывозит оттуда начерно набросанный знаменитый очерк «Дом № 13», разоблачающий погромную «политику» властей (вышел отдельным изданием в 1905 г.). Борьба Короленко с еврейскими погромами достигает особенной силы в 1905 году. Для борьбы с готовившимися погромами Короленко отправлялся на базары и, вмешавшись в гущу толпы, подстрекаемой черносотенцами, произносил речи, разоблачавшие происки черносотенцев и полиции.

К 1906 году относится знаменитое выступление Короленко в защиту украинских крестьян против руководителя карательной экспедиции, жестокого истязателя Филонова. Короленковское «Открытое письмо статскому советнику Филонову», последовавшее вслед за тем убийство Филонова, подложное посмертное «письмо» Филонова, привлечение Короленко к следствию по делу о подстрекательстве к убийству — все это вызвало травлю писателя в реакционной печати и даже с трибуны Государственной думы. Полтавские рабочие взяли Короленко под свою защиту и поставили у его дома вооруженную охрану.

В 1910 году появляется «Бытовое явление»— гневный памфлет Короленко против массовых «судебных» убийств революционных рабочих, крестьян и профессиональных революционеров. Сюда же относятся его очерк «Черты военного правосудия» и ряд статей, связанных с ними («Дело Глускера»— 1910 г., «К чертам военного правосудия», «Еще к чертам военного правосудия» — 1911 г.). Эти очерки изобилуют реальными фактами, эпизодами, примерами царского военного «правосудия». В числе приговоренных к смертной казни, в защиту которых поднял свой голос Короленко, был и М. В. Фрунзе.

Сюда же можно отнести и потрясающие разоблачения тюремных порядков, истязаний, которым подвергались заключенные в тюрьмах («Истязательская оргия», «Ликвидация псковской голодовки», «О «России» и о революции» — 1911 г.), пыточной практики в обиходе царского «правосудия» («Любители пыточной археологии» — 1905 г., «Русская пытка в XIX в.» - 1912 г.). Этот вопрос Короленко собирался даже осветить исторически, намереваясь написать специальную работу под названием «Страна пыток» — об истории пыток в России, официально отмененных еще в XVIII веке, но фактически процветавших на протяжении всей истории самодержавного режима.

В 1911 году, в связи с подготовкой дела Бейлиса, Короленко пишет обращение «К русскому обществу (По поводу кровавого навета на евреев)», в 1912 году участвует в совещании юристов и общественных деятелей, посвященном близкому процессу, в 1913 году присутствует на суде в качестве корреспондента. За одну из своих корреспонденции («Господа присяжные заседатели»), вскрывавшую подтасовку состава присяжных, Короленко был привлечен к судебной ответственности.

Так продолжал Короленко борьбу против реакционной шовинистической политики самодержавия, борьбу, которую он так успешно начал еще в 90-е годы защитой удмуртских крестьян на Мултанском процессе.

Публицистика писателя — многолетняя борьба с произволом царской военщины, с самоуправными насильническими нравами, процветавшими и культивировавшимися в офицерской среде. В ряде статей, написанных в 1899-1912 годы и объединенных в марксовском «Полном собрании сочинений» в особый цикл «Честь мундира и нравы военной среды», Короленко рассказал о вопиющих беззакониях, насилиях и даже убийствах, учиненных «людьми в мундирах» над беззащитными , обывателями, над работниками прессы. Общественное значение этих статей было очень велико: они были прямо и резко направлены против властной, замкнутой и тщательно оберегаемой от критики привилегированной корпорации.

Все публицистические работы Короленко вполне отвечают тому требованию «вмешиваться в жизнь», которое Короленко поставил себе в 1897 году. Это было в самом деле непосредственное, личное вмешательство в события, иногда не осложненное даже публицистическими выступлениями, как, например, защита участников аграрных волнений в 1902 году. В публицистической же работе обличение самодержавных порядков, мужиконенавистничества, шовинизма, неправосудия, произвола и страшных насилий сопровождалось защитой жертв царизма и заканчивалось часто спасением десятков человеческих жизней. Все эти публицистические выступления имели широкий общественный резонанс. Теперь Короленко не мог бы себя обвинить в «репортерстве», в пристрастии к «борьбе с мелочами» и в отрыве от жизни.

Так вырисовываются непосредственные результаты общественной деятельности Короленко. Стремление «описывать» было слишком органично для Короленко, чтобы прекратиться.

Глава II. Л. Н. Толстой о карательной юстиции в России

Государство, считает Толстой, основано на насилии, на порабощении одними людьми других. Всякое порабощение одного человека другим, по мысли Толстого, базируется только на том, что один человек может лишить другого жизни и, «не оставляя этого угрожающего положения, заставить другого исполнять свою волю».

По логике рассуждений Л.Н. Толстого в письме к В.Г. Короленко 1910 г., если человек отдает свой труд другим, «питается недостаточно, отдает малых детей в тяжелую работу, уходит от земли и посвящает всю свою жизнь ненавистному и не нужному для себя труду», значит, он делает это только вследствие того, что за неисполнение всего этого ему угрожают лишением жизни.

В своих произведениях Толстой описывает три способа порабощения людей. Первый способ порабощения самый древний. Он состоит в прямой угрозе убийством. Вооруженный человек, угрожающий другому лишением жизни, говорит безоружному: «Я могу убить тебя .но я не хочу делать этого, я милую тебя, — во-первых, потому что мне неприятно убивать тебя, во-вторых, потому что мне и тебе будет выгоднее работать на меня, чем быть убиту. Итак, делай все, что я велю, а если откажешься, то я убью тебя». Это, считает Толстой, есть личная форма рабства, которое «первое появляется у всех народов и теперь еще встречается у первобытных народов». Постепенно этот способ порабощения с усложнением жизни видоизменяется. Способ этот становится все более и более неудобен для «насильника», так как ему для того, чтобы пользоваться трудом слабых, необходимо «содержать их так, чтобы они были способны к работе». И кроме того, этот способ «принуждает насильника беспрестанно с угрозой убийства стоять над порабощенным».

Вырабатывается другой способ порабощения, который «пять тысяч лет тому назад, как это записано в Библии, был изобретен Иосифом Прекрасным» /там же/. Способ этот — голод. Пользуясь этим способом, поработитель говорит голодным: «Я могу заморить вас голодом, потому что хлеб у меня, но я милую вас только с тем, чтобы вы за хлеб, который я буду вам давать, делали все то, что я велю». Поступая так, «насильник» держит в своей зависимости людей не только «голодом, но и жаждой, и холодом, и всякими другими лишениями» /5, т. 16, с.264/.