Укорененность различия в исходно неразличимом, что изоморфно возможности опыта истории по ту сторону работы дифференции традиции, Хайдеггер демонстрирует в работе «Основные понятия метафизики» как механику гипостазирования предельных понятий метафизики.

Хайдеггер показывает, что настроение «глубокой скуки» впервые выдвигает Dasein как таковое в вопрошание о смысле, связи целого. Dasein не может указать на «связующее», находит его «выпавшим», его «отсутствие», зияние-просвет, в который само Dasein и вовлекается этим сущностным вопрошанием. Но – Dasein выходит из «области опустошенного глубокой скукой» сущего в область разрешения новой возможности связи. Если глубокая скука свертывает экстатичность подлинного времени, то она же подает возможность Dasein экстатически выйти в «момент разрешения» связи целого, войти в изначальное время Dasein , что Хайдеггер обозначает как «высланность Dasein на острие подлинно разрешающего возможным».

В форме глубокой скуки Dasein теряет интерес (смысл) в своем существовании вообще как «определенном способе связывания в целое». Не то, что смысла нет вообще, но этому «определенному способу связывания» становится невозможным соответствовать новой «возможности связывания».

Dasein должно ответить на этот «вызов скуки» эк-статическим вынесением себя в этой «возможности связывания» как возможности до тех пор, пока она не станет действительностью, пока ей не будет найдено «имя», которое Хайдеггером фиксируется как, во–первых, «имя» эпохи, а, во– вторых, как прогрессирующий перечень предельных фигур метафизики. Связанное этим «именем» сущее в целом станет осмысленным и открытым для теперь «свободного от скуки» нового типа «внутримирового» освоения.

Таким образом, Хайдеггер обнаруживает механизм избавления от «глубокой скуки» как «связь» сущего в целом новым именем. Что это действительно так, можно усмотреть из многообразия принципиальных метафизических понятий, взаимосоотносимых и умышленно противопоставляемых. (См.: Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Хайдеггер М. Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993).

В этом отношении небесполезно вспомнить А. Бадью, который в работе «Манифест философии» показывает, что впервые событие определяется из вмешательства имени: именование само становится событием, принимая решение по поводу разворачивающейся ситуации. Но – « … имя события изначально не принадлежит словарю имен, циркулирующих внутри лексики состоятельностей… Это имя анонимно, нам не удастся поименовать событие тем, что у нас есть в качестве имени. Его нужно поименовать in absentia, но у него все – таки будет какое – то имя … И в этом отношении – всякое имя баснословно» (выделено мной – К. К.). (Лиотар Ж. – Ф. Доклад по поводу книги Бадью « Бытие и событие» // Бадью А. Манифест философии. СПб., 2003. Сс. 112 – 113).

Так для Хайдеггера предельные фигуры метафизики являются и исчезают как «эпохальные» манифестации бытия, никогда не исчерпывая его, поскольку оно всегда «по ту сторону», как источник и начало, оно дает им быть, но к ним не сводится. Баснословность перечня имен метафизики (= работа различения) погашается в повторяющем ходе истории бытия, источником которой служит исходно анонимное доязыковое событие, свободное от референтной соотнесенности с сущим. «Чем должно начинаться знание истинно знающих? Собственно историческим сознанием: то есть знанием той неименуемой области , из которой начинается истинная история» (выделено мной – К. К.) (Хайдеггер М. Очерки философии. О Событии // Историко – философский ежегодник 2000. М., 2002. С.434).

Или: « … крестьянская память отмечена верностью – простой, надежной, неослабной, верностью несказанному. Недавно тут умерла старуха – крестьянка. Она любила поговорить со мной и в разговоре припоминала старые деревенские истории. Ее образный, выразительный язык еще сохранил множество старинных слов, немало изречений, успевших забыться в живом языке.…Еще в прошлом году, когда я по целым неделям жил в домике один, а эта старуха в свои 83 года не раз поднималась ко мне в домик по крутому склону. Хочется взглянуть, говорила она, тут ли я и не забрал ли меня паче чаяния «тот». Ночь перед смертью она провела, разговаривая с близкими. И еще за полтора часа до кончины наказала она передавать привет « господину профессору». Такая память, ведомая несказанным, значит исторически несравненно больше чем самый ловкий «репортаж» о так называемой моей философии в интернациональном органе печати» (выделено мной – К. К.). (Хайдеггер М. Творческий ландшафт: почему мы остаемся в провинции? // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М. 1993. с. 220).

[79] Хайдеггер М. Введение в метафизику. СПб., 1998. Сс. 125 – 126.

[80] Как замечает К. Левит: « Хайдеггер как модернистский и постхристианский мыслитель противопоставляет собственную историческую мысль историческому мышлению греков. Греческие историки понимали историю как осведомленность о происходящем, причем они полагали, что природа человека во всех изменениях, происходящих согласно с предпосланной судьбой, в сущности остается неизменной. Природа человека, таким образом, то что уже было и снова будет». (Löwit K. Heideger - Denker in dürftiger Zeit. Stuttgart, 1984. С. 165.)

[81] Характер движения «против чего» Хайдеггер проясняет в работе «О сущности истины».

Для Хайдеггера экзистенция исторического человека производится в момент самополагания человека и полагания им вопроса: «что такое Бытие (целостность всего, что есть)»? Когда человек впервые столкнулся с феноменом alhqeia, только тогда сущее открылось ему как природа (fusiV) и именно тогда началась история. То есть история началась вместе с полаганием бытия, поскольку благодаря этому вопросу человек противопоставил себя природе и осознал сам себя. Тем самым, — указывает Хайдеггер, — человек полагает себя в качестве свободы. Свободой «он не обладает». «Человек обладает свободой не как свойством, а как раз наоборот: свобода, эк-зистентное, раскрывающееся Da-sein владеет человеком и притом изначально, так что исключительно она сообщает человеку соотнесенность с сущим в его целом, соотнесенность, которая дает истории обоснование и определенный характер. Только эк-зистентный человек историчен. Природа не имеет истории». История для Хайдеггера является историей свободы, а значит, и истины.

Но, история является не только историей истины и даже совсем не историей истины. Так как из того, что «истина есть по своей сути свобода», следует, что исторический человек в допущении сущего может также и не допустить сущее быть тем, что оно есть. Сущее при этом вновь скрывается и утаивается, а место истины занимает заблуждение, одномоментно история сбивается в размерность блуждания, из чего и разварачивается онто–теологическая традиция как история конструирования не-сущности истины. Хайдеггер показывает, что хотя Dasein учреждается изначально и каждый раз в отношении с сущим в его целом, это сущее в целом скрывается от его взгляда. В самом деле, допущение бытия допускает бытие единичного сущего, к которому оно относится и тем самым раскрывает его, но оно укрывает сущее в целом. «Допущение бытия есть, в то же время, укрытие. В эк-зистетнтной свободе Da-sein человека укрывается сущее в целом, в ней есть скрытность». Это означает, что метафизика – тождественная развертыванию области исторического - однозначно справляющаяся с раскрытием сущих объектов, тем самым аннигилирует возможность изначально метафизического вопроса, «скрывая» и «утаивая» его предмет, что равнозначно «утаиванию» истока исторического. И эта сокрытость сущего в целом никогда не бывает лишь сопутствующим результатом отношения к сущему, всегда частичному. «Сокрытость сущего в целом, т. е. подлинная не-истина, древнее, чем всякое откровение того или иного сущего. Она древнее также и самого допущения бытия, которое, раскрывая, уже скрывает и относится к сокрытости». / «Раскрытие сущего как такового само по себе есть одновременно сокрытие сущего в целом. Через одновременность раскрытия и сокрытия властно пролегает путь блуждания впотьмах. Сокрытие сокрытого и путь блуждания принадлежат к первоначальной сущности истины».