Такие великолепные очерковые произведения, увы, в наши дни редкость, а портретная живопись зачастую у многих журналистов просто слаба. Представляя героя читателю газеты, за исключением разве что именно портретных очерков, автор портретного описания обычно ограничивается самыми общими определениями, которые говорят скорее о характере человека, а не о его внешности. Оценочность явно преобладает над конкретностью, эмоции над описанием реальных черт. Автору чётко надо знать, что и то, и другое не взаимозаменимы. Портретные описания требуют от авторов особой вдумчивости и взыскательности. Этими свойствами обладал в полной мере и Борис Деревянко. Вот лишь одно портретное описание героя журналистского произведения, но зато как оно выполнено!

« .В предбаннике стоят два стола для литрабов . За одним столом – Горбис, за другим – Мельниченко. Даже если бы специально требовалось подобрать двух абсолютно несхожих людей, то это было бы труднее сделать, чем получилось от соединения в одном отделе Горбиса и Мельниченко.

Один – шумный, просто крикливый, то ли не способный говорить так, чтобы слышно было лишь его собеседнику, то ли не желающий ни с кем и ни от кого таиться. Второй – тихий, чуть ли не безгласый, с какой-то смущенной улыбкой на мятом-перемятом лице.

Один – большой, упитанный, но страшно подвижный, кажется, что минуты усидеть не может спокойно. Второй – невзрачный, с бельмом на глазу, малоподвижный: сидит за столом, будто в угол загнанный .»[44]

Что еще можно добавить к такому описанию? Ничего. Все сказано. Нет ничего лишнего. В сравнении раскрыты характеры двух человек, даны лаконичные и, вместе с тем, завершенные характеристики. Добавить здесь просто нечего.

Продолжая тему, надо отметить, что в публицистике мы зачастую можем столкнуться с таким явлением, когда журналист ищет в эпизодах чьей-то биографии черты характера героя. В принципе, это вполне допустимо, но всё же таким методом не стоит чрезмерно увлекаться, ибо, чем настойчивее автор пытается наполнить очерк деталями, в основе которых нет ни наблюдений, ни размышлений, тем менее оправданны подобные портретные этюды, противоречащие зачастую требованиям такта по отношению героя очерка. Журналисту всегда стоит помнить насколько важна взвешенность любой детали, ответственность не только за слово, но и за всю манеру изложения. Не стоит забывать и о том, что герой – живая личность, которой присущи различные чувства, в том числе и чувство самосохранения, когда он защищает самое сокровенное даже не в страхе быть наказанным или разоблаченным, а просто желающим иметь свои собственные тайны, которые ни к чему знать другим, даже близким или друзьям.

Не зря Борис Федорович в своей литературной сюите « .Но есть покой и воля» отмечает: «Журналистика имеет дело не с вымышленными персонажами, а с конкретными людьми и потому вынуждена учитывать реакцию – как героя рассказа, , так и среды, в которой тот пребывает . Человек – архисложный экземпляр животного мира. Он порою соткан из самых противоречивых слов, поступков, жестов, он пленник настроения, которое бывает и таким, и этаким, и еще черт его знает каким.

Человек боится быть застигнутым врасплох, разгаданным до конца, выпитым до дна. Он не всегда самому себе понятен и справедливо остерегается позволять другим путешествовать с фонарем в руках по катакомбам своей души .

Реальный человек для журналиста не прототип, а объект изображения. Он называет его имя, профессию, место работы или службы, возраст, семейное положение. Он должен представить его не роботом, не мумией – живым человеком, с его позицией, характером, поступками опять же, но при этом не перейти черту, которую человек незримо провел между миром и собой и на которую имеет право»[45].

Журналисту следует также помнить, что торопливость при написании публицистического произведения никогда не идёт на пользу. Вместо того, чтобы тщательно взвесить то или иное слово, обдумать приём, пишущий часто на веру принимает то, что услужливо подсказывает ему память. «Литературная обработка каждой фразы в тексте журналистского материала – требование вовсе не формальное. Портрет героя, запечатлённый свидетелем события, для читателя – факт, достоверность и точность которого очень важны»[46].

Вернемся теперь к образности публицистического произведения. Сами по себе слова «образный» и «образность» используются в стилистике в разных значениях. Образность в широком смысле слова как живость, наглядность, красочность изображения – неотъемлемый признак всякого вида искусства, форма сознания действительности с позиций какого-то эстетического идеала; образность речи – частное ее проявление. В её создании участвуют и лексика, и грамматика, и звуки. Ведь эмоциональность, действенность речи могут быть достигнуты благодаря искусному использованию синонимов, антонимов, омонимов, фразеологии экспрессивной лексики, благодаря применению рифмы, ритма, звуковых повторов, то есть фонетических средств, наконец, с помощью разнообразных стилистических фигур – восклицаний, риторических вопросов, обращений, многосоюзия и других приёмов так называемого поэтического синтаксиса.

Сила воздействия публицистического слова прямо зависит от его выразительности. Какие же стилистические приёмы создания речевой экспрессии используются в публицистике? Прежде всего – это использование тропов, что является источником создания живой эмоциональной речи.

«Более узкое понимание образности речи основано на использовании слов в переносном значении. Такие слова называются тропами. Они, развивая новые, полученные в контексте значения, отчасти теряют свою номинативную функцию и приобретают яркую экспрессивную окраску. Речь, оснащённая тропами, называется металогической, ей противостоит автологическая, т.е. такая, в которой тропы отсутствуют»[47].

Однако в некоторых случаях метафоры, перифразы, олицетворения оказываются стилистически неоправданными в самом контексте, их художественные достоинства могут быть настолько сомнительны, что пристрастие автора к металогической речи приходится оценивать как ошибку, которая наносит непоправимый ущерб стилю. Тоже самое можно сказать и об авторах, которые обращаются к тропам как к средству «украшения» речи, теряя при этом чувство меры и здравого смысла, загромождают свои материалы эпитетами и метафорами, не несущими существенной смысловой нагрузки. Иногда это может создать в статье пародийную окраску, что крайне нежелательно. Публицистическое произведение – не сатирический рассказ. Всегда плохо, если читатель засмеётся там, где автор не ожидал такой реакции. Неуместный комизм зачастую возникает и при случайных каламбурах, что нередко бывает следствием неудачного использования метафоры. Только лишённый вкуса автор применяет в статье первые пришедшие ему на ум метафоры.

Большой простор для творчества открывает такой троп как олицетворение. Какие только предметы не оживают под пером журналистов. Порой некоторые авторы не ограничиваются простым олицетворением, а обращаются к более сложной его разновидности – персонификации, которая означает уподобление неодушевлённого предмета человеку. При этом неживые предметы не наделяются частными признаками людей (как это бывает при олицетворении), а обретают реальный человеческий облик, даже биографию.