Черненко работал много и самозабвенно. Он любил канцелярию, все ее порядки, шелест «особых» бумаг и мерцание компьютеров. Обладая скромными интеллекту­альными возможностями, он их компенсировал прилежа­нием и верноподданническим усердием. Почти все время, иногда и в воскресенье, проводил на работе, в отделе. Его семья — жена Анна Дмитриевна, дочери Елена и Вера, сын Владимир — не часто видела отца дома, в быту до­вольно ровного и спокойного человека.

Черненко был не только чиновник, но и «особист». В его кабинете находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких са­новников на Старой площади, в том числе и располагав­шихся на пятом этаже основного здания ЦК. Этот этаж — обиталище основных членов политбюро: генсека, партий­ного инквизитора Суслова, других самых влиятельных бонз режима. Черненко знал об аппарате ЦК, заведующих отделами, секретарях ЦК, членах и кандидатах политбю­ро больше других. Поэтому при кадровых перестановках Брежнев советовался прежде всего с ним: его поражало знание заведующего общим отделом самых личных и даже интимных деталей жизни и быта высоких партийных руководителей.

Канцелярист ЦК стал одним из его руководителей. А без Брежнева это было бы невозможно. Вся партийная карьера — всегда на вторых ролях. Не участво­вал в войне, проработав все эти годы в тылу, проучившись в школе парторганизаторов. Не имел серьезного образо­вания: диплом Кишиневского пединститута достался ему легко — ведь он был партийным, идеологическим началь­ником не только для этого вуза в Молдавии . Никогда не был инициатором крупных партийных начинаний. Его в народе, пока не стал генсеком, мало кто знал.

И тем не менее, несмотря на эти «минусы» в биогра­фии, Черненко буквально врывается в святая святых ЦК, становится секретарем, откуда рукой подать до политбю­ро . Пожалуй, за всю советскую историю нельзя найти столь яркого примера, когда к высшей власти приходили бы люди, главным «достоинством» которых была бли­зость к высшему вождю. Великая страна, великий народ в результате более чем полувекового эксперимента комму­нистов оказались полностью отстраненными от права не­посредственно избирать своих руководителей. Захвачен­ная большевиками власть в октябре 1917 года стала моно­полией одной политической силы. Но высших руководи­телей партии, которые автоматически становились и хо­зяевами государства, избирал из своей среды самый узкий клан большевистских функционеров. После смерти оче­редного старца-генсека миллионам советских людей ни­чего не оставалось, как лишь ждать сообщения по радио и в газетах: кто будет следующим «выдающимся ленинцем». Каждый новый «вождь» обрекался на прижизненную сла­ву, почитание, обладание всеми мыслимыми добродетеля­ми.

Вырождение системы стало находить свое выражение не только в углубляющемся кризисе экономики, архаизме политического строя, циничном контроле над духовной сферой, но и в приходе на самые высшие посты людей, с которыми общество абсолютно не могло связывать ка­ких-либо надежд. Главой партии и государства, Верховным Главнокомандующим едва ли не самых мощных во­оруженных сил в мире стал усердный чиновник с тусклым интеллектом, биографией канцеляриста и полным отсут­ствием серьезных планов, как выводить страну из кризи­са. То было безвременье. Люди с самого прихода этого че­ловека к высшему кормилу власти стали вполголоса спра­шивать друг друга: как долго продлится это время «тор­жественных похорон»? Нет, не только лидеров, земля им пухом, а похорон великой страны и великого народа .

На всех главных документах Центрального Комитета и его политбюро стояла подпись генерального секретаря, скрепленная красной печатью ЦК. Черненко едва ли знал, что то было историческое клише безвременья .

§ 3.2 Фаворит Брежнева

Познакомились Брежнев и Черненко в июле 1950 года в Кишиневе, где уже два года Константин Устинович работал заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК республики, а Леонид Ильич приехал, чтобы «избираться» первым секретарем, фактически советским губернатором Молдавии. Их отношения были не дружбой, а, скорее, де­ловыми контактами благожелательного патрона с одним из своих подобострастных подчиненных. Но у Брежнева что-то осталось в душе и памяти об этом среднего роста, сутуловатом человеке с невнятным говорком. Черненко никогда шефу не возражал, был строго пунктуален, всегда кстати приносил нужную справку, делал вовремя нужное предложение, исправно поставлял Брежневу тексты мно­гочисленных речей, выступлений, статей «первого» для республиканской газеты. Конечно, писал их не Черненко; он никогда так и не научится складно «лепить» фразы ни устно, ни письменно.

Готовили речи для Брежнева его инструктора, а Чер­ненко лично передавал их «первому». Услужливость и ка­кая-то особая исполнительская «нужность» в этом заведу­ющем отделом сохранилась в памяти у Брежнева. Тем бо­лее что, когда он уже уехал в Москву, Черненко регуляр­но напоминал о себе подобострастными поздравительны­ми письмами и телеграммами по случаю праздников, дней рождения, награждения и т. д.

Когда Брежнев после непродолжительной работы в ЦК (был секретарем и кандидатом в члены сталинского Президиума), Главпуре, Казахстане вновь оказывается в 1956 году в Москве и вновь — секретарем и кандидатом в члены Президиума, он тут же вскоре использует свое вли­яние для перевода Черненко в Москву, чего тот страстно желал. Это было мечтой Черненко. Столица! В том же году республиканский пропагандист Черненко К. У. назна­чается заведующим сектором отдела пропаганды. Долж­ность не очень крупная, если иметь в виду, что в аппарате ЦК насчитывалось более 200 секторов. Но отсюда можно было попасть (если повезет) сразу пер­вым секретарем обкома или крайкома, заместителем ми­нистра. Но Черненко никуда не собирался «прыгать». Ря­дом, хотя и на много этажей партийной иерархии выше, находился его благодетель. Черненко осторожно, нена­вязчиво напоминал о себе Брежневу и здесь. Несколько раз испрашивал разрешения встретиться с Леонидом Ильичом и приходил к нему в кабинет с воспоминаниями о солнечном Кишиневе (где Брежнев, любитель «пожить», еще был относительно молод), по-прежнему исправно по­здравлял густобрового секретаря ЦК. Для сентименталь­ного Брежнева Черненко стал чем-то вроде доброго, бла­гожелательного «земляка», близкого «однополчанина».

Поэтому, как только Брежнев в 1960 году занимает пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, он вскоре «выхлопатывает» к себе из ЦК Чернен­ко начальником секретариата, на сугубо канцелярскую должность. По характеру работы они почти каждый день встречаются. Брежневу по-прежнему нравится пункту­альность Черненко в работе с бумагами, письмами, проек­тами указов. Человек в канцелярии наконец нашел себя, почувствовал свое призвание. Какой он идеолог, «теоре­тик» с весьма «легким», мягко говоря, образованием! На ниве пропаганды и агитации Черненко никогда не выдви­нул ни одной заметной идеи, даже местной новации, не предложил хоть чуть-чуть оригинальной формы или ме­тода идеологической работы. Этот человек, исполнитель­ный по своему характеру, всегда был на вторых ролях. А в качестве начальника секретариата быстро проявил себя как въедливый канцелярист, любящий учет, порядок, чет­кую организацию в бесчисленных бумагах, письмах, жа­лобах. Уже в это время Черненко часто оказывает Бреж­неву услуги личного плана, что еще больше сближает дав­них «сослуживцев». Конечно, в дружбе не должно быть благодетелей. Но это, по большому счету, и было не дружбой, а взаимной, долгой привязанностью начальника и подчиненного.