Решение ввести войска в Афганистан созрело где-то в конце ноября 1979 года. У его истоков стояли Брежнев, Суслов, Андропов, Устинов, Громыко. Но формальное решение было принято 12 декабря. Свои подписи «за» поставили Брежнев, Андропов, Устинов, Черненко, Сус­лов, Гришин, Кириленко, Пельше, Громыко, Тихонов, Пономарев, Щербицкий. Даты некоторых подписей стоят разные: 25, 26 декабря, хотя политбюро состоялось 12 числа .

Войска пересекли границу 27 декабря, вызвав шок во всем мире. А накануне «батальон» (спецотряд ГРУ ГШ, направленный «охранять Амина») штурмом взял дворец афганского лидера. Штурм был коротким и яростным. Все было сделано с точки зрения военно-технической в высшей степени профессионально. Появились новые герои, раздавались боевые ордена. Но спустя годы видишь, что реальный геро­изм и мужество советских людей эксплуатировались для неправого дела. Ведь в протоколе нового заседания по­литбюро, состоявшегося уже 27 декабря 1979 года, ут­верждалось, что «в результате актов внешней агрессии, нарастающего вмешательства извне во внутренние афган­ские дела, возникла угроза для завоеваний апрельской революции .». Очередной «интернациональный долг», при­крывающий грубое, силовое вмешательство в дела суве­ренной страны. Мы стали прямыми участниками чужой гражданской войны, в которой к 15 февраля 1989 года погибли 13 826 человек и 49 985 ранены.

В январе 1980 года, через месяц после вторжения, политбюро направило в Кабул шефа КГБ Ю.В. Андропов для бесед с новыми афганскими руководителями. По возвращении в Москву, 7 февраля, высокий посланец доложил партийной коллегии. В целом Андропов считал уст­ранение Амина правильным, после чего «положение в стране улучшилось». Поддержавший все положения Анд­ропова Устинов легковесно заявил, что наш «ограничен­ный контингент до окончательной стабилизации в Афга­нистане пробудет год, а то и полтора .». Брежнев, подво­дя итоги обсуждения, предложил «увеличить численность войск в Афганистане .». Хотя еще в начале января пер­воначальную численность войск уже увеличили на 50 ты­сяч человек.

Лидеры страны прямым курсом шли к политическому поражению.

Брежнев, однако, до конца своей жизни, будучи уже со­вершенно больным, не раскаивался в содеянном. Его близкое окружение, особенно Андропов, Устинов, Черненко, не часто беспокоило генсека афганскими делами. Даже они еще не поняли, что история их головами и рука­ми устроила в Афганистане коварную ловушку для СССР. Именно Афганистан, в сочетании с другими политически­ми, социальными и экономическими факторами, также явился причиной глубочайшего кризиса системы, кото­рый она не смогла преодолеть. Одно из страшных послед­ствий этого кризиса — распад Союза.

Высшие бонзы в политбюро до 1985 года верили, что в Афганистане можно стабилизировать обстановку. Счита­ли: вот только уладим с расколом НДПА на крылья «хальк» и «парчам», активизируем военные операции, со­здадим в провинциях органы власти, верные Кабулу, и «дело» будет решено. Помню, как в одном приказе марша­ла Устинова 40-й армии ставилась задача: к XXVI съезду КПСС добиться полной нормализации ситуации в Афга­нистане .

Если бы все решалось партийными директивами, то СССР давно бы находился в земном раю.

К слову, на этом съезде Брежнев 23 февраля 1981 года огласил, с трудом выговаривая слова и фразы, причины и цели ввода советских войск в соседнюю страну. Уже тог­да это звучало в высшей мере фальшиво, как дешевая пропаганда. «Империализм развязал настоящую необъяв­ленную войну против афганской революции, — заявил ге­неральный секретарь. — Это создало прямую угрозу и бе­зопасности нашей южной границы. Такое положение вынудило нас оказать военную помощь, о которой просила дружественная страна . Что касается советского воин­ского контингента, то мы будем готовы его вывести по со­гласованию с афганским правительством. Для этого должна быть полностью прекращена засылка в Афганис­тан контрреволюционных банд . Нужны надежные гаран­тии, что новой интервенции не будет .».

Брежнев, перед тем как покинуть этот земной грешный мир, благословил с группой своих ближайших соратников одну из самых крупных авантюр последней трети XX ве­ка. Это не было случайностью. Чего только не говорили и не писали о внутренней подоплеке неожиданной интер­венции: «Ловушка империализма США», забвение чужого «опыта» во Вьетнаме, угроза южным границам, испыта­тельный полигон для советской армии и т. д. Однако ис­тинный ответ содержится, как это ни парадоксально, в «трактовках» политбюро. С самого начала по воле ЦК КПСС возникла версия: «Советские войска в Афганиста­не выполняют интернациональный долг».

Польша

Не все знают, что за два года до своей смерти Брежнев и его престарелые единомышленники едва не ввергли СССР в еще одну, вероятно, более страшную авантюру — рассматривалась возможность вторжения в Польшу.

«Солидарность» вздыбила Польшу против коммунисти­ческого режима. Власть шаталась. Если бы не советские войска на Западе в Германии и сам СССР на Востоке, взявшие Польшу в клещи, режим рухнул бы без применения насилия. Роль, направленной группы под руководством Маршала Советского Союза В.Г. Куликова в Польшу, свелась к систематическому «разъяснению» польскому руководству «советов» и «рекомендаций» ЦК КПСС. Руководители в Москве не хотели посылать и оставлять свои тексты в Варшаве, поручая доводить их содержание до Ярузельского и других лидеров ПНР вербально. Один-два раза в неделю лидер Польши Войцех Ярузельский приезжал в замок «Хеленув» под Варшавой, где Куликов, получив очеред­ные инструкции из Москвы, вел трудные разговоры с ум­ным поляком. Ярузельский обычно слушал советские нотации один. Инструкции были однообразными: реко­мендовалось взять под жесткий контроль средства массо­вой информации, дискредитировать активистов оппози­ции, осуществлять разные политические маневры. Уже тогда речь велась о более «жесткой реакции властей со­циалистической Польши» на действия солидаристов.

Маршал Ярузельский с печальным лицом слушал оче­редной набор московских советов и в конце, как правило, заявлял: польская власть держит ситуацию под контро­лем. Поймите: прямое вмешательство СССР в наш кризис приведет к катастрофе. Ярузельский был между нако­вальней польских проблем и занесенным тяжелым воен­ным молотом СССР. Думаю, роль Ярузельского еще должным образом не оценена: он сделал почти невозмож­ное — смог убедить советских руководителей отказаться от «ввода» советских войск в Польшу. Хотя тогда прямо об интервенции ему не говорили. А ведь советские войска в Чехословакии, ГДР, пригранич­ных округах СССР уже готовились к «операции» (хотя и в большом секрете). Были разработаны соответствующие оперативные планы.

Едва ли Ярузельский тогда все знал, но догадывался, что Москву не остановил Афганистан; возможна еще бо­лее страшная война, теперь европейская. Он как будто чувствовал, что теряющий из-за болезни контроль над собой Брежнев поручил Черненко с группой членов полит­бюро предусмотреть необходимые меры по отношению к Польше — «на всякий случай».