Современные россияне, особенно городские жители, погружены в насыщенное медиапространство. Живущие в городах люди не просто сталкиваются с информацией и коммуникационными технологиями и "используют" их, а скорее их действия являются частью этих технологий. Телевизор необходимо, по крайней мере, включить, чтобы он превратился в средство коммуникации. Зачастую использование технических средств выходит за пределы их коммуникационных функций. Например, вечером аудиоцентр может стать эффективным снотворным, а утром - будильником.

Наши отношения с медиатехнологиями выведены на уровень несущественного ряда

событий. Они используются в автоматическом режиме, выполняя привычные действия. Особенно хорошо это видно при социологических опросах. Требуется очень сложная работа памяти по восстановлению отношений со средствами коммуникации, которые прочно вошли в повседневность людей. Это уже не технические средства, наполняющие нашу жизнь разнообразными образами, а практически не рефлексируемая окружающая среда. Техническая компетентность современного человека, реализуемая в миллионах повторяемых, рутинных, привычных действиях, объединяет нас и делает заложниками современной коммуникационной среды.

Зависимость от медиа столь же значима, как межличностные отношения. Люди испытывают потребность включать телевизор в качестве фона, так делают 30% россиян, приходя домой. У половины опрошенных телевизор работает все время, пока они находятся дома[12].

Согласно результатам исследования, в любой среднестатистический день телевидение собирает у экранов 80 млн. горожан в возрасте от 15 лет и старше. Данные исследования свидетельствуют - популярность телевидения настолько велика, что суммарное время, которое приходится на все прочие медиа, вместе взятые, оказывается

меньше, чем время телесмотрения. Но это касается всего городского населения, участвовавшего в опросе (даже тех, кто не имеет доступа в Интернет, и тех, у кого отсутствует компьютер). Распределение времени среди тех, кто пользовался различными

медиа, следующее. В сутки телевизор смотрят в среднем 4 часа; слушают радио 2 часа 44 минуты; проводят у компьютера 3 часа; пользуются интернетом 2 часа; читают книги 1 час 33 минуты, газеты и журналы - по часу.

В медийном потреблении людей в возрасте от 55 лет и старше доминирует телевидение. Перед телеэкраном оказывается каждый третий представитель возрастной категории 15 - 24. Эти различия определяются образом жизни данных возрастных когорт. В зависимости от стиля жизни они по-разному используют медиа. Зависимость людей от коммуникационных технических средств, существенно расширяет возможности по манипуляционному контролю над поведением населения[13].

В начале шестидесятых не только работников ТВ, или как тогда предлагали говорить — "телевизионистов", но и читающую публику очаровала изящная, типично "шестидесятническая" по складу мысли, книга Вл. Саппака "Телевидение и мы"[14], центральная идея которой состояла в том, что со временем ТВ превратится в новое, невиданное по своим возможностям искусство. Из веры в чудесную метаморфозу "гадкого утенка" вырисовывался для телетеории ее собственный, специфический предмет исследования, а именно — "телевизионность", иными словами — те образующие "саму природу" телевидения потенции, на основе которых метаморфоза осуществится.

Саппак блестяще выразил своей книгой царившие не только в среде "телевизионистов" настроения, из которых выросла исторически первая в отечественной телетеории исследовательская парадигма — назовем ее парадигмой "телевидения-искусства". В ее рамках старательно выискивались грани "телевизионности" — телетеория кропотливо собирала черты и свойства, которые превратят это коммуникативное средство в новый инструмент художественной деятельности.

Парадигма "телевидения-искусства" несла предпосылки дезактуализации и распада уже в собственных своих основаниях – не только потому, что социальная практика отнюдь не готовила ТВ судьбу нового художества. Грани "телевизионности", с энтузиазмом выявлявшиеся, принадлежат по самому своему существу области формы, а та, в свою очередь, неразрывно связана с проблематикой языка, так как любая форма из него вырастает и в нем осуществляется. Всякое искусство обладает своим специфическим языком, в котором реализованы и развиты определенные потенции естественного языка, как его называют лингвисты. Литература, к примеру, выбрала письменное слово, театр — устное слово и жест, живопись — цвет и линию. На базе этих — естественных – средств общения сложились художественные языки упомянутых искусств.

У кино и телевидения — общий, один и тот же язык движущихся изображений, хотя и реализуемых иначе в плане техническом. Эта общность сделала исследовательскую перспективу, которая была задана парадигмой "телевидения-искусства", довольно ограниченной и куцей, ибо все попытки доказать самобытность ТВ как носителя страстно взыскуемой "телевизионности", упирались в проблему общего с кинематографом языка. Оттого телетеория вынуждена была прийти к выводу о существенной близости между ними. Различия обнаруживались чисто количественные, а не качественные. В результате парадигма "телевидения-искусства", отнюдь того не желая, привязывала "телевизионность" к эстетике кинематографа, отчего итогом ее усилий стало убеждение, что ТВ — тот же кинематограф, но чуть лучше или чуть хуже.

Взамен этой парадигмы постепенно утвердилась другая – ее следовало бы назвать парадигмой "трех телевидений". Она исходит из предпосылки, что внутри программы вещания мирно уживаются три относительно самостоятельные подсистемы, три типа программ, соответствующих, как отмечал А. Юровский в книге "Телевидение — поиски и решения"[15], изданной дважды, что несомненно свидетельствует о ее значительности, "трем родам сообщений: публицистическому (в жанрах репортажа, комментария, очерка, в форме выпуска новостей и т. д.), художественному (в жанрах драмы, оперы, в форме концерта и т. д.), научному (в жанре лекции, в форме урока и т. д.)". Подсистемы неравноценны у Юровского, но иерархически ранжированы: ведущей, лидирующей названа подсистема публицистическая, другие лишь дополняют и оттеняют ее. Тем самым в рамках этой парадигмы ТВ оказывается, по определению Юровского, "новым видом, составной частью журналистики", а потому "задачи, стоящие перед печатью и радиовещанием, стоят ныне перед тележурналистикой", а, в сущности — перед телевидением как таковым.

Парадигма "трех телевидений", выдвигая во главу угла функцию информирования, знаменует собой окончательный разрыв с надеждами на превращение "гадкого утенка" в новое художество. Однако и эта парадигма – при всем кажущемся радикализме ее разрыва с прежней — недалеко ушла от покинутой, так как подобно ей зациклена на проблемах формы, в которой теперь подчеркиваются не черты, отличающие ее от других, а черты, роднящие ее с другими формами. [16]