Другие противники (Люкас) выводят ненарушимость жиз­ни человеческой и вместе несправедливость смертной казни вообще из естественного права. Более обстоятельная аргумен­тация общего их положения состоит в следующем. Так как один человек обладает характером личности, тожизнь, разлитая во всем мире, священна и неприкосновеннатолько в нем одном. Животное не имеет никаких прав и дажеправа на существование; если налагаются обязанности кжи­вотным, если требуют к ним уважения, то не во имя самого животного, а во имя Бога; при этом имеется в виду не само живущее существо, а существование как дар Божий. Совершенно другими качествами обладает человек: он есть не простой канал, через который течет жизнь, а существо, одаренное разумом и свободою, словом, он есть личность; поэтому он имеет право на существование, которое заслуживает двойного уважения, как дар Божий и как собственность бытия.

Человек, далее, не только имеет право на существование, но и на существование в том виде, в каком он создан. Создан же он свободным, деятельным и разумным: как без жизни нет творения, так и без этих качеств нет человека. Таким образом, собственность личности, или человека как творения Божьего, составляют: жизнь, свобода, деятельность и разум; эти блага всем равно принадлежат, они священны и неотчуждаемы. Они составляют право каждого и вместе с тем и обязанность. С одной стороны, обладатель их не может уступать их посредством каких бы то ни было сделок. С другой стороны, осознавая их характер, он обязан уважать их не только в себе, но и в других.

Так как упомянутые блага получены человеком от Бога, то они от него одного и зависят: общественный закон их не дал, поэтому он не может ими и распоряжаться. Для пользования ими нет нужды делать договоры или устанавливать правила отно­шений; необходимо только предупреждать насилия. Общест­венными законами не создаются и не распределяются права и обязанности, а только предупреждаются нарушения. Поэтому человек не имеет никакого права на существование как свое, так и тем более себе подобных, потому что оно есть дар Божий.

Если человек бессилен защитить свою жизнь от нападений, на помощь ему приходит общество. Но вмешательство общества имеет свои естественные пределы, за которые оно не должно переходить; предел же этот есть охрана и гарантия права, а не нарушение его.

В необходимой обороне позволительно убивать нападающего. Но право необходимой обороны вытекает не из права на жизнь другого, но из права на сохранение своей жизни. Врожденное чувство самосохранения заставляет человека за­щищать себя против всякого нападения. Если в борьбе погиб­нет убийца, гибель его не есть проявление права, принадле­жащего защищающемуся на жизнь нападающего, а только ре­зультат защиты собственной жизни со стороны подвергшегося нападению. Как только жизнь последнего вне опасности, убийца обезоружен, он должен уважать ненарушимость жизни. Подобно сему, если общество в лице полиции подоспевает на помощь тому, который подвергся нападению со стороны разбойника, и убивает последнего, вмешательство его вполне законно. Но если помощь эта пришла в то время, когда убийца уже обезоружен, общество не должно идти далее, чем имеет на то право подвергшийся нападению; оно не должно убивать разбойника. Право на жизнь делается ненарушимым в безоружном разбойнике.

Напрасно утверждают, будто общество имеет специальное назначение, какого не имеет частный человек,— назначение не только восстановлять материальный порядок, но и защи­щать и покровительствовать порядок нравственный. Выполняя это назначение, общество имеет право предавать смерти тогда, когда частный человек не вправе это делать. Право это ему принадлежит, во-первых, по праву защиты, так как общест­венная опасность не прекращается с опасностью частной; во-вторых, вследствие совершения преступления, так как наказа­ние должно последовать даже тогда, когда нет причины бо­яться врага. Смертная казнь в руках общества не есть оружие законной защиты: когда общество строит эшафот или висели­цу, преступник уже обезоружен, он арестован, скован, допро­шен, осужден. После ареста убийцы в обществе может оста­ваться тревога, но для него уже нет настоятельной, неизбеж­ной опасности, которая узаконила бы смертную казнь как единственное средство спасения собственного существования. Подобно тому, как общество не имеет права предавать смерти враждебный, но побежденный народ, оно не вправе убивать безоружного убийцу. Что же касается уголовной миссии об­щества, то нет сомнения, оно имеет неоспоримое право на юс­тицию предупреждения, репрессии и исправления, но для до­стижения этой цели смертная казнь не только не нужна, но даже составляет препятствие. Обществу не может принадле­жать право юстиции, состоящее в том, чтобы наказывать смертной казнью для самого наказания, карать в лицах испор­ченность. Вечно ошибаются, приверженцы смертной казни, когда воображают, что смертная казнь есть верховное средст­во, всеобщая панацея, которая одна может исцелить раны об­щественные и обеспечить частную и общественную жизнь граждан. Отсюда те мнимые договоры между обществом и членами его о праве на жизнь, отсюда эти дикие слова: мне нужна ваша жизнь для гарантии моей. Как будто общество есть куча подлых разбойников, диких убийц, договаривающихся между собою на случай и с сознанием своих будущих злодеяний. Как будто, когда совершено преступление, несмотря на ужасную угрозу, для восстановления порядка и успокоения тревоги достаточно только послать виновного на эшафот, как в бойню[104].

Но не только видные юристы были ярыми противниками смертной казни, к ним присоединились и великие философы. Например, В. Соловьев в своей статье «О смертной казни» указывал на бесполезность ее применения[105].

Проблема смертной казни сложна и неоднозначна. Нельзя решать ее, не взвесив все «за» и «против», не руководствуясь реалиями жизни. Существуют две основные точки зрения по этой проблеме. Сторонники первой признают, что общепревентивная роль смертной казни весьма велика, что она несомненно больше, чем у любого другого наказания. Другие говорят о неприемлемости применения смертной казни в современном обществе как не доказавшей своей значимости в целях общей превенции; как исключающей возможность судебной ошибки; как нарушающей основного права человека – права на жизнь; как проявление «примитивной формы уголовного права», неприемлемой для современного цивилизованного общества[106].

Право на жизнь – это первооснова всех других прав человека, которое никто не может отнять и ни при каких условиях.

Известно, что в последнее время человеческая жизнь истребляется в таких количествах и так бесшабашно не только в ставших уже «привычными» национальных конфликтах, но и в быту, бизнесе, политических кругах, что она уже перестает считаться чем-то ценным. Утрачивается ее уникальность, ее важное значение для общества. Люди настолько привыкли, просматривая каждый день прессу, читать ужасающие своей обыденностью сводки о преступлениях, что не надо и говорить, какие настроения и суждения о смертной казни складываются у общественности.