Нельзя не учитывать и реальные возможности правоохранительных органов; но если в отделении милиции есть хотя бы одна машина и одна служебная собака, то они в первую очередь будут брошены на раскрытие самого тяжкого преступления.

В итоге можно сделать вывод, что вероятность разоблачения убийства значительно больше, чем любого другого преступления. А ведь смертная казнь может быть назначена только за убийство. И действительно, известно, что по сравнению со многими другими преступлениями раскрываемость убийств значительно выше. Так, например, в 1996 г. было раскрыто 75% умышленных убийств, но лишь 51,6% краж, 51,3% грабежей и 62,8% разбойных нападений[135].

Второй фактор предопределяется важностью той цели, ради достижения которой совершается преступление. Как известно, убийства совершаются по разным мотивам. Самый распространенный мотив убийств – это корысть. Это может быть лишение жизни потерпевшего при разбойном нападении, налете на склад, магазин, банк, убийство инкассатора, наконец, убийство с целью получения наследства. Серийные убийства чаще всего совершают сексуальные маньяки. Известны убийства в связи со служебной или общественной деятельностью, с целью избавления от конкурента по бизнесу, из-за дележа сфер влияния и т.д. В общем, существуют самые разнообразные мотивы. По этим мотивам могут быть совершены и другие преступления против личности.

Третий фактор связан с важностью для виновного того блага, которого он может лишиться в результате разоблачения преступления. Иными словами, речь идет о наказании, которое может быть назначено в случае разоблачения. Вряд ли кто-нибудь будет спорить о том, что смертная казнь содержит максимальный карательный заряд. Жизнь – самое ценное благо, которое есть у человека. Страх смерти – серьезный барьер для преступника. К тому же потеря жизни невосполнима. Изъятое имущество может быть нажито, ограниченные трудовые права будут восстановлены после отбытия наказания, а отнятую у человека жизнь вернуть нельзя.

Наконец, четвертым фактором является соотносимость всех перечисленных факторов. Он имеет самостоятельное значение, поскольку в большинстве случаев преступник, обдуманно совершающий тяжкое преступление, никогда не может полностью исключить разоблачение. Мозг человека фиксирует все эти факторы. Руководствуясь каким-либо очень важным для него интересом, преступник может пожертвовать серьезным благом (в том числе и жизнью), учитывая при этом вероятность разоблачения. Если для данного конкретного преступления она незначительна (во всяком случае, по мнению виновного), а интерес достаточно велик, то виновный может пойти на совершение преступления, которое наказывается даже с наибольшей суровостью, рассчитывая на то, что он сумеет уйти от наказания. Если же шанс раскрытия преступления достаточно велик, он пойдет на риск совершения особо тяжкого преступления только в том случае, когда крайне заинтересован в преступном результате. Если же ценность, которую он может приобрести, ему не очень нужна, он не станет рисковать даже при сравнительно легком наказании, например, краткосрочном лишении свободы. Но ведь никто не рекомендует отменять лишение свободы, хотя предложения об ограничении этого наказания вносятся.

Нельзя не привести еще один аргумент. Как показывает анализ статистики, раскрываемость любых, в том числе особо тяжких преступлений, постепенно возрастает. Поскольку ни у кого не вызывает сомнения то обстоятельство, что низкая раскрываемость преступлений является одним из основных факторов, предопределяющих недостаточную эффективность наказания как превентивной меры, можно обоснованно рассчитывать на то, что и превентивная роль смертной казни будет также возрастать. А это приведет к тому, что сам факт наличия смертной казни в системе наказаний будет в большей степени удерживать потенциальных преступников от совершения особо тяжких преступлений. Поэтому рост раскрываемости преступлений (в первую очередь тяжких и особо тяжких) приведет к ограничению применения этого наказания на практике.

Обосновывая вывод о низкой эффективности смертной казни как превентивной меры, противники ее отмены ссылаются на то, что преступность в странах, где ее не применяют, ниже, чем в странах, где она еще существует. Сам по себе этот довод ни о чем не говорит. Скорее можно предположить, что эти страны отменили ее из-за менее сложной криминальной обстановки по сравнению со странами, где смертная казнь сохранена[136].

Недопустимость применения смертной казни обосновывается и тем, что такое наказание является чересчур жестким. Сторонники этой точки зрения говорят, что жизнь дается Богом и только Бог может ее отнять. Один человек не в праве лишить жизни другого. Тезис о ценности жизни другого человека невозможно оспорить. Но ведь этой же ценностью обладает и жизнь потерпевших. Это, однако, не смущает убийцу. Между тем еще в начале 20 века Б.Н. Чичерин писал: «Чем выше ценится жизнь, тем выше должно быть и наказание за ее отнятие»[137].

Многие рассматривают смертную казнь как меру безопасности, которое обеспечивает право на жизнь потенциальным жертвам убийцы.

Также стоит вспомнить, что закон во многих случаях допускает лишение жизни других людей ради правоохраняемых интересов. Этому вопросу посвящена глава 8 уголовного кодекса, который предусматривает такие институты, как необходимая оборона, задержание преступников, крайняя необходимость, исполнение приказа. Вспомним лишение жизни противника во время войны. Во всех этих случаях при определенных обстоятельствах допускается лишение жизни человека во имя жизни других людей. В данном случае общество также действует в состоянии своеобразной крайней необходимости и необходимой обороны.

Обосновывая жестокость наказания в виде смертной казни, некоторые авторы даже говорят о несправедливости ее назначения в связи с тем, что страдания осужденного к смерти несравненно более тяжелые, чем его жертвы. Так, М.Н. Гернет пишет: что «ужас смертной казни во много раз превышает ужас с жертвы убийства… в громадном большинстве случаев физические муки жертвы смертной казни ничто в сравнении с психическими муками ожидания смерти, расставания с родными и близкими»[138]. В обоснование приводятся случаи самоубийств приговоренных к смерти.

Этот аргумент вряд ли может вызвать сочувствие к убийце, ибо он сам обрекается на эти страдания. К тому же, оценивая муки убитого и убийцы, нельзя абстрагироваться от того, что один из них – неповинная жертва, а другой – преступник. Более того, сам факт такого сравнения, хотя он прозвучал из уст весьма уважаемых ученых, представляется безнравственным. Вряд ли можно взвешивать страдания жертвы и преступника на одних весах.

Но вместе с тем, нельзя спорить с авторами, напоминающими о том, что длительное, иногда многолетнее ожидание решения своей судьбы доставляет дополнительные страдания. Однако отсюда должен быть сделан вывод о необходимости сведения к разумным пределам этих сроков, весьма длительных в ряде стран.

Наконец, нельзя не затронуть еще один серьезный довод сторонников полной отмены смертной казни – соображения гуманизма. В уголовном кодексе 1996 г. впервые дано определение гуманизма на законодательном уровне. И хотя оно далеко от совершенства, там четко выделяется первая часть принципа гуманизма: согласно части 1 статьи 6, «Уголовное законодательство Российской Федерации обеспечивает безопасность человека»[139]. Исходя из этого, нужно признать, что обеспечение безопасности людей – приоритетная задача уголовного права.