Как мы уже сказали, создателем Хрустального дворца был английский садовод и архитектор Джозеф Пэкстон, который, имея опыт в строительстве оранжерей, вводит в конструкцию сооружений металл и стекло, увеличив оконные переплеты до невиданно больших размеров. Примеры применения металлических конструкций и покрытий со стеклянным заполнением уже были известны к тому времени. Но чтобы весь фасад столь крупного общественного здания был стеклянным – такое было впервые. Этот прием на несколько десятилетий опередил свое время, открыв новую страницу не только в строительстве, но и в архитектуре.

Хрустальный дворец стал символом триумфа промышленной революции, но сама эта промышленность тогда, в эпоху железной дороги, нуждалась больше в вокзалах, галереях (галерея Виктора-Эммануила II в Милане, построенная между 1865 и 1867 гг.) и рынках. Эти сооружения не имели аналогов в истории и превосходили воображение европейских архитекторов, давая возможность инженерам продемонстрировать свои способности.

В Соединенных Штатах ситуация была иной. В Чикаго в ходе реконструкции после большого пожара 1871 года появились небоскребы со стальным или чугунным каркасом и стеклянным фасадом. Такие здания, как Гэйдж Билдинг, построенный в 1898 году (фасады проектировал Луис Салливен, который ввел в обиход понятие «сосед по лестничной площадке»), были практически немыслимы для «академичных» европейских архитекторов, несмотря на то, что такие сооружения, как Гарднерс Стор архитектора Джона Баирда, построенный в Глазго в 1855-1856 гг. и л'Ориель Чемберс Петера Эллиса, построенный в Ливерпуле в 1864-1865 гг., были тому отчетливыми предвестниками.

Эти здания использовали потенциал листового стекла (полученного в процессе «отливки на столе»), изобретенного во Франции в 1687 году. Этот метод положил начало серьезной промышленности, а в 1693 году Кольбер учредит Королевскую зеркальную мануфактуру во дворце Сен-Гобен в Пикардии.

Металл начинает появляться на стройке с конца ХVIII века. Сначала довольно робко – речь идет о чугунных опорах и балках в сооружениях промышленного назначения. В 1786 году во Франции строится первая крыша с применением стропил из кованого железа. В 1811 году при перестройке здания Хлебного рынка в Париже возводится металлический купол, равный по размеру куполу собора св. Петра в Риме. Однако широкое применение металлических конструкций сдерживается их дороговизной в условиях их полукустарного производства.

С развитием железных дорог появляется потребность в большепролетных конструкциях, где преимущества металла перед кирпичом и камнем становятся решающими. Начиная с 1816 года, когда был построен первый железный мост через Темзу, металлические мостовые фермы получают все большее распространение. Для их изготовления используется прокатный металл, который начинает находить разнообразное применение в строительстве, особенно для перекрытий больших пролетов.

Металл хорошо сочетается с прозрачным стеклянным заполнением, которое дает много света, так необходимого при больших размерах перекрываемых помещений, и в то же время подчеркивает изящество конструкции. Еще в 1829 – 1830 годах в Париже строится Орлеанская галерея, ставшая впоследствии образцом для многочисленных стеклянных крыш, подобных тем, которые можно видеть в Московском ГУМе или Петровском пассаже.

Хрустальный дворец Пэкстона придает новый масштаб этим поискам, перенося их на почву строительства крупных сооружений – преимущественно выставочных зданий и многочисленных железнодорожных вокзалов. Так называемые Галереи машин на парижских международных выставках 1855, 1867, 1878 и, наконец, 1889 года демонстрируют увеличение пролета металлической конструкции почти в два раза (с 57,9 до 115 метров) за 35 лет.

Характерно, что сначала металлические фермы покрытия устанавливаются на металлических колоннах. Однако уже в 1868 году на строительстве лондонского вокзала Сент-Панкрас (пролетное строение в 73 метра) происходит важное усовершенствование. Дугообразные металлические балки покрытия изгибаются, доходя до самого низа. Основой всей конструкции становится цельная рама металлического каркаса. Тот же принцип воспроизводится в галерее машин 1878 а затем и 1889 года.

Наглядное представление об архитектуре такого типа можно получить, побывав на перроне Киевского вокзала в Москве. Ажурная вязь очертаний и богатая деталировка устремленного ввысь покрытия вызывает ассоциации с готикой[61]. Динамическая мощь и ясность инженерного замысла принадлежат новому времени.

Приблизительно в то же время металлический каркас получает распространение в промышленном строительстве. Колонным и балки, которые раньше были лишь металлическим обрамлением для каменных и кирпичных стен, становятся единой, конструктивно связанной системой. Наружные стены не являются больше несущими элементами – они превращаются в заполнение каркаса. На Парижской выставке 1867 года впервые демонстрируются жилые дома с рамной металлической конструкцией и стенами из пустотелого кирпича толщиной всего 12,7 сантиметра. В США первая каркасная металлическая конструкция появилась еще ранее – в 1848 году.

Так металл побеждает камень по всем позициям. И в конструкции сводчатых покрытий, где удается менее чем за полвека в несколько раз превзойти размеры пролетов, считавшиеся рекордными еще со времен античного Рима. С в стоечно-балочной конструкции, где открываются фантастические перспективы для многоэтажного строительства.

В 1889 году, словно подводя итог этому победному шествию металлической конструкции и символизируя ее значение для наступающего ХХ века, в Париже строится Эйфелева башня. Уникальная по сложности монтажа стальная конструкция выведена до рекордной отметки – 312,6 метра (пирамида Хеопса – 148 метров, колокольня Кёльнского собора – 157 метров)[62].

В России (как всегда – с некоторым отставанием) эта архитектурная ориентация на стекло и металл также была реализована, например, в перестройке главного почтамта, которая отражает преобразование представлений о пространственной среде в течении столетия. Почтамт, построенный Львовым, имел открытый внутренний двор для конных почтовых экипажей. В начале ХIХ века часть двора была перекрыта кровлей на деревянных формах. При реконструкции 1903 года застройка уплотнена, часть участка отведена под корпуса почтовых экспедиций, другая превращена в открытый светлый операционный зал. Двойное металлостеклянное перекрытие опирается на систему опор, расставленных в бывшем дворе. Классическим образцом можно также считать проекты пассажей Н. В. Васильева.

Какие метаморфозы производит модернистская архитектура с «культурой видения»? «Уже простое рассмотрение наших отношений с архитектурой убеждает в том, что, как правило, имея с ней дело, мы оказываемся вовлеченными в акт коммуникации»[63]: отсюда возникает вопрос о тех коммуникативных эффектах, что вызывает буржуазная «мания остекления». Транспарантность города приводит к странным гипнотическим эффектам (самой показательной реакцией на модерную распечатку городских территорий будет символизм – и французский, и русский), сходным с психозами «потери тела», исследованные Гизелой Панков. Тотальное остекление урбанистического ландшафта заполняет субъекта образами. Современный теоретик архитектуры П. Вирильо называет это «эффектом медузы», который связывает с модернистскими технологиями визуальности: «Смотреть на Горгону – значит переставать быть самим собой в свете ее глаз, терять свой собственный взгляд, обрекать себя на неподвижность. С появлением панорамы, а затем игры цветов и подсветок диорамы, которая, в свою очередь исчезнет в начале ХХ века, уступив место кинозалу, синдром медузы обретает всю полноту своего смысла»[64].